Клеопатра

— По правде, — вскричала она, — ты лучший из магов, так как читаешь в моем сердце и умеешь найти скрытую сладость в самом зловещем предзнаменовании!

— О царица! — сказала Хармиона, стоявшая с опущенными глазами, и мне послышалась горькая нота в ее нежном голосе. — Пусть грубые слова никогда не коснутся твоих ушей и дурное предсказание не омрачит твоего счастья!

Клеопатра заложила свои руки за голову и, откинувшись назад, посмотрела на меня полузакрытыми глазами.

— Ну, покажи нам твою магию, египтянин, — сказала она, — я так устала от всех этих еврейских послов и их разговоров об Ироде и Иерусалиме. Я презираю Ирода и не выйду к послам сегодня, хотя хотела бы попробовать поговорить с ними по-еврейски. Что можешь ты показать? Есть ли у тебя что новое? Клянусь Сераписом! Если ты заклинаешь так же хорошо, как предсказываешь, то получишь прекрасное место при дворце, с хорошим жалованием и доходами, если твой возвышенный дух не гнушается их!

— Все фокусы стары, — сказал я, — но есть форма магии, очень редко употребляемая, быть может, ты не знаешь ее, царица? Не боишься ли ты чар?

— Я ничего не боюсь. Начинай и показывай нам самое страшное! Ну, иди Хармиона, сядь подле меня. Где же девушки? Где Ира и Мерира? Они тоже любят магию!

— Нет, нет, — сказал я, — чары плохо действуют, когда много зрителей! Теперь смотри!

Я бросил мой посох на мраморный пол, шепча заклинание. С минуту он лежал неподвижно, потом начал извиваться тихо, потом скорее.

Он извивался, становился на конец, двигался, наконец разделился на две части, превратившись в змею, которая ползла и шипела.

— Стыдись! — вскричала Клеопатра, всплескивая руками. — Это ты называешь магией? Это — старый фокус, который доступен всякому заклинателю. Я видала его не раз!

— Подожди, царица, — ответил я, — ты не все видела!

Пока я говорил, змея разломилась, казалось, на кусочки, и из каждого куска выросла новая змея. Эти змеи, в свою очередь, разломились и произвели новых змей, пока вся комната не наполнилась целым морем змей, ползающих, шипящих и свивающихся в узлы. По моему знаку змеи собрались вокруг меня и, казалось, медленно начали обвиваться вокруг моего тела, пока, кроме лица, я не был весь обвит и увешан шипящими змеями.

— Ужасно! Ужасно! — вскричала Хармиона, закрывая себе лицо платьем царицы.

— Довольно, довольно, магик! — сказала царица. — Новая магия пугает нас!

Я взмахнул руками. Все исчезло… Лишь у моих ног лежал мой черный посох с ручкой из слоновой кости.

Обе женщины смотрели друг на друга и удивленно шептались. Я взял посох и стоял перед ними, сложив руки.

— Довольна ли царица моим бедным искусством? — спросил я смиренно.

— Довольна, египтянин, я никогда не видала ничего подобного! С этого дня ты мой придворный астролог с правом доступа в покои царицы! Нет ли у тебя еще чего-нибудь из этой магии?

— Да, царица Египта! Прикажи сделать комнату темнее, я покажу тебе кое-что!

— Я уже наполовину испугана, — отвечала она, — сделай, что велит Гармахис, слышишь, Хармиона!

Опустили занавесы, и в комнате стало темно, как будто наступили сумерки. Я вышел вперед и встал около Клеопатры.

— Смотри сюда! — сказал я сурово, указывая моим посохом на пустое место около себя. — Ты увидишь, что у тебя на уме!

Воцарилась тишина, обе женщины испуганно и пристально смотрели в пустое пространство. Вдруг словно облако спустилось перед ними. Медленно, мало-помалу оно приняло вид и форму человека, который смутно рисовался в полумраке и, казалось, то увеличивался, то таял.

Я крикнул громким голосом: «Тень, заклинаю тебя, явись!»

Когда я крикнул это, нечто появилось перед нами, наполнив пространство, как при дневном свете. То был царственный Цезарь с лицом, закрытым тогой, с одеждой, окровавленной от сотни ран. Он стоял перед нами целую минуту, я махнул жезлом. Все исчезло.

Обернувшись к женщинам, сидевшим на ложе, я увидел, что прекрасное лицо Клеопатры изображало ужас. Ее губы побелели, как мел, глаза широко раскрылись, и все тело дрожало.

— Человек, — прошептала она, — кто ты, что можешь вызвать мертвеца сюда?

— Я — астролог, царица, магик, слуга согласно ее воле, — отвечал я смеясь. — Об этой ли тени ты думала, царица?

Она ничего не ответила, встала и вышла из комнаты через другую дверь.

Хармиона также встала, отняла руки от лица и казалась сильно испуганной.

— Как можешь ты это делать, царственный Гармахис? — спросила она. — Скажи мне по правде, я боюсь тебя!

— Не бойся, — отвечал я, — может быть, ты вовсе ничего не видела или видела то, что было у меня на уме, что я хотел, чтобы ты видела! Тень ложится от каждого предмета. Как можешь ты узнать природу вещей, различить то, что ты видишь, или что тебе кажется, ты видишь! Но как идут дела? Помни, Хармиона, наша игра идет к концу.

— Все идет хорошо! — ответила она. — Завтра толки о твоем искусстве распространятся повсюду, и тебя будут бояться так, как никого во всей Александрии! Следуй за мной, прошу тебя!

IV

Странности Хармионы. — Гармахиса венчают царем любви