«Я терял королевство за королевством, провинцию за провинцией — наиболее прекрасную половину вселенной... но более всего я оплакиваю Египет, который занимал такое место в моём воображении, что теперь я могу лишь с грустью об этом вспоминать». Так описывал де Нерваль свои путешествия. Репутация сада сексуальных наслаждений утвердилась за Египтом издавна. Ещё Октавий использовал в борьбе против Клеопатры предубеждения римлян. Английский путешественник, чьи записки были опубликованы в 1598 году, описывает Нил и Каир так, будто за всем этим стоит образ Клеопатры, плывущей на ладье: «Вверх и вниз по воде плавает множество лодок, полных изящных девушек и красивых женщин, которые поют, едят, пьют, веселятся, загорают. Женщины этой страны великолепны и одеты в богатейшие наряды, украшенные золотом, драгоценными камнями и украшениями баснословной ценности, и они очень сексуальны, так же как их мужчины».
Автор не сообщает, откуда он почерпнул сведения о египетском либидо, а описания развлечений на воде вряд ли заслуживают доверия. Более поздние путешественники приходили примерно к таким же выводам на столь же сомнительных основаниях. Эдвард Лейн в книге «Нравы и обычаи египтян», опубликованной в 1836 году, заявляет, что «египетские женщины по характеру настолько распущенны, настолько превосходят в этом любых других женщин, что даже сомнительно, можно ли их отнести к цивилизованным народам... большинство их надо держать для безопасности под замком». Такой «характер», очевидно, и возбуждает, и нереспектабелен (Эдвард Лейн купил в Египте женщину-рабыню, на которой позже женился).
С начала XIX века порочная репутация страны Клеопатры стала распространяться и на Ближний Восток. В недавнем исследовании Раны Каббани прослеживается процесс постепенной эротизации взглядов европейцев на воображаемый Восток. Это началось ещё во времена Крестовых походов, затем было подтверждено любознательными путешественниками типа Жана Шардена, который в 1686 году сообщал, что женщины там распутны и ленивы, целый день проводят в постели и курят, а маленькие девочки-рабыни делают им массаж. И наконец, такое представление окончательно укрепилось после публикации в 1704 году «Тысячи и одной ночи». О том взгляде на Восток, который утвердился после издания и огромного успеха сказок, говорят, например, такие слова в письме Александра Поупа к леди Мэри Монтегю, которая в тот момент совершала путешествие на Восток: «Я должен услышать, что к вам в первую же ночь явится в видении Магомет, после чего вы утратите душу. С этого благословенного момента ваше прекрасное тело получит полную свободу выполнять все те приятные функции, для которых оно и предназначено». Бесстыдная, не обременённая христианским сознанием и душой восточная женщина стала наиболее частым олицетворением западных эротических фантазий.
Частично отождествление Востока с сексуальной свободой выросло из убеждения, которое существовало ещё во времена Аристотеля, что жители солнечных южных стран более темпераментны и чувственны, чем их более сдержанные и холодные северные собратья.
Клеопатра XIX века окружена чёрными слугами, которые символизируют страстный и чувственный юг. На картине Фредерика Сэндайза 1866 года Клеопатра сияет белизной на фоне фигур трёх негритянок, едва различимых, — заметны лишь пышные курчавые чёрные волосы и пухлые губы. Перед ней на коленях стоит чёрный прислужник. Клеопатра в пьесе Сарду объясняет, что она не похожа на римлян: «Дочь Греции и Египта, я принадлежу к другой расе. Африканское солнце, что позолотило мою кожу, пылает в моей груди горячим огнём». В пьесе Дельфины де Жирарден, впервые поставленной на сцене в 1840 году, главную роль исполняла знаменитая еврейская актриса Рашель, Клеопатра по ходу пьесы заявляла в разговоре с Октавией, что она стыдится цвета своей кожи — «признака чувственности», а затем ругает жаркое солнце Африки, что «насмехается над целомудрием» и горячит кровь.