Клеопатра

Снова и снова историки и романисты повторяли, что Клеопатра — «женщина в полном смысле этого слова», а «женщина есть женщина, неважно — с короной на голове или без». Все эти горячие уверения, так же как и реконструкции образа Клеопатры, предлагаемые в таких романах и исследованиях, являлись, как обычно, лишь отражением взглядов и предрассудков их авторов. Они старались создать образ Клеопатры как образ самодержавной царицы, обладающей мощным творческим интеллектом, исходя из собственных предпосылок о том, на что способна или не способна женщина. Они сделали очень многое для восстановления репутации Клеопатры. Штар, а затем Вейгалл проанализировали её представления о панэллинистической восточной империи, основанной на римской военной силе и египетском богатстве. Дезире де Бернас особенно подчёркивал её интеллектуальные способности и приложил много сил для развенчания легенды о её распутстве. Когда Клеопатра жила сама по себе, то «её образ жизни был самый скромный и непритязательный». Непохоже также, чтобы она развращала Антония, напротив, «они вместе посещали лекции и музеи». Однако даже такая образованная и хорошо ведущая себя женщина, конечно, нуждалась в присмотре. Когда ей приходилось решать вопросы, связанные с внешней политикой, ей была необходима «поддержка сведущего мужчины».

Клеопатра была очень маленького роста — к такому выводу пришли историки на основании весьма сомнительных соображений о том, что, если бы она была нормальных размеров, то Аполлодору не удалось бы пронести её во дворец. В этих версиях легенды мы постоянно натыкаемся на её «маленькие ручки». Цезарь у Саадеха дивится этому и шутя насмехается над ней, когда она грозится его убить: «Неужто такие деликатные ручки знают, как обращаться с мечом?» — спросил он, смеясь над абсурдностью такой идеи». Её миниатюрность тесно связана с её личностью. Вейгалл, который упорно называет Клеопатру, даже когда речь идёт о позднем периоде её жизни, «маленькой царицей», приписывает ей «несколько наивные и детские манеры», «капризность, что очаровывала окружающих». Он уверен, что она любила шумную детскую возню. «Её невоспитанное сердечко перескакивало от радости к горю, от трагедии к комедии с неожиданной лёгкостью».

Такая женщина нуждается в няньке — и для себя, и для своих детей. Те авторы, что занимались реабилитацией Клеопатры, подчёркивали её материнство. Героиня Георга Эберса, вернувшись в Александрию, первым делом направляется в детскую, чтобы поцеловать своих малюток. Вейгалл описывает, как преобразило Клеопатру материнство: «Счастливая и довольная маленькая царица Египта, выглядевшая мягче и нежнее, чем прежде, приложила к груди новорождённого Цезаря». Образ материнства величествен и подавляющ, однако в случае этих «маленьких Клеопатр» он означает нечто иное. Они любят своих малышей, чувствуют себя лучше в окружении детей просто потому, что у них самих много с ними общего.

Как ребёнок может потеряться без взрослых, так и женщина-дитя ощущает себя беспомощной без протекции мужчины. Вейгалл следует изложенному у Диона Кассия рассказу о том, как Клеопатра жалуется Октавию на Юлия Цезаря, «доказывая свой женский характер... отчаянно нуждающийся в сочувствии и поддержке других». Ссылка на Цезаря, по мнению Диона Кассия, должна была помочь Клеопатре, поскольку Октавий был его приёмным сыном и, следовательно, Цезарь частично должен был нести за него ответственность. У Вейгалла же это просто детские жалобы и хныканье, которые означают, что она нуждается в руководстве. В изложении де Бернаса, когда Антоний покидает царицу, чтобы жениться на Октавии, Клеопатра полностью забрасывает государственные дела и ходит надутая и снедаемая ревностью. Единственное, чего она хочет, — это снова увидеть Антония: «У неё не было других желаний; только об этом возносила она молитвы богам». Неспособная к независимости, она слишком привязывается к защитнику-мужчине. Когда она влюбляется в Антония, писал Блез де Бюри, «царица исчезла, осталась только женщина, и все её политические ошибки проистекали из её женских слабостей». Если бы она не была женщина, считает де Бернас, «если бы она не была страстно влюблена в мужчину, который должен был быть не более чем инструментом в её руках, тогда, возможно, ей удалось бы осуществить задуманное».