Клеопатра

Совершенно очевидно, что мужчинам могут быть приятны очень многие черты Клеопатры-дитя. Маленькая, заведомо зависимая, очаровательно легкомысленная и в то же время уязвимая — какое очаровательное сочетание. Такой образ вызывает в мужчинах потребность защищать и заботиться — отцовский инстинкт. Но он же пробуждает и тёмные желания. Фантазии о женщине-дитя всегда имеют некий садистский оттенок — желание насилия. Маленькую и тоненькую шейку Клеопатры так легко свернуть. Генри Хоуссей изображает, как она встречает Антония, вернувшегося с битвы, забрызганного кровью. «Она бросилась ему на грудь, раня мягкое тело о его железные доспехи». В драме Вернона Кнотта, опубликованной в 1904 году, Клеопатра воображает, как после её смерти грабители откроют могилу и, сдвинув с лица длинные, янтарного цвета локоны, покажут Антонию синяки на её лице, что остались от его поцелуев. В поэме Айэнманге 1924 года Клеопатра «полузадушена» Антонием, стиснувшим её в объятиях. Он поранил её нежные щёки и губы страстными поцелуями. Уход от романтизма не означал, что страх, который фокусировался на femme fatale, исчез, — он просто нашёл новый ракурс. Воображаемое насилие, которое вызывает образ Клеопатры-дитя (так же как и Клеопатры-убийцы), означает, что и то и другое — лишь частичные проекции мужского страха перед сексуальностью, которая представляется им в образе женщины.

С этой сексуальностью нужно бороться, или её нужно просто отбросить. Многие, как Шоу, переводили женщину в ситуацию дитяти, хрупкого и нежного цветка, и таким способом избегали страха, который связан с сексуальностью взрослой женщины. Шоу избегает сексуальности в отношениях между Цезарем и Клеопатрой. Историки конца XIX и начала XX века не могли, как драматург, совсем отмахнуться от известных фактов. Однако им удалось хотя бы показать, что Клеопатра не была проституткой. Вейгалл с некоторой грустью отмечает, что она «не отличалась особой пылкостью, свойственной её полу», и, признавая, что она соблазнила Цезаря, с большой настойчивостью приписывает ей роль жертвы, а не соблазнительницы. К моменту их встречи «Цезарь был взрослым мужчиной, соблазнившим жён и дочерей большинства своих друзей», а она — «незамужней девушкой... против моральных устоев которой никто не мог ничего возразить». Возлагать в такой ситуации ответственность на Клеопатру — «совершеннейшая несправедливость». Как и де Бернас, Вейгалл не согласен с тем, как интерпретируется в традиционной легенде о Клеопатре её первая встреча с Цезарем. Он согласен, что она проникла во дворец, завёрнутая в ковёр. Но то, что происходило дальше, было совершенно невинно: «Она проговорила с ним в течение всей ночи». После этой невинной ночи Клеопатра ведёт себя ещё более ребячливо, чем раньше, как «дикое и необузданное дитя... Мы можем почти представить себе, как дразнит она своего брата». Цезарь же решает соблазнить это невинное создание, но не сразу, а постепенно. И де Бернас, и Вейгалл отрицают возможность брачной ночи в Тарсе, сразу после встречи Антония и Клеопатры. Де Бернас также негодует по поводу предположения о том, что оттуда они вместе могли отплыть в Александрию: «Поведение царицы было полно достоинства и сдержанности. Она не могла позволить себе такой большой ошибки».

Эти писатели, как другие, подобные им, используют слово «женатые» для обозначения отношений Антония и Клеопатры, пытаясь тем самым доказать, что любовная жизнь их героини была вполне респектабельна. Женщина, которая сама выбирала себе возлюбленного, которая могла сказать «да» при первой же встрече и которая дважды в жизни без какого-либо смущения жила с мужчинами, не являвшимися её мужьями, — это не та Клеопатра, какую им хотелось бы видеть. Такое независимое поведение слишком взрослое, слишком мужское, не удовлетворяющее их представлениям о «маленькой царице».