Вивьен Ли и Лоуренс Оливье стали любовниками в 1936 году, когда оба были женаты на других партнёрах. Они вместе жили в Лондоне, где сыграли главные роли в «Унесённых ветром» и «Грозовом перевале», и в Лос-Анджелесе. По стандартам Голливуда, это было вызывающее и скандальное поведение, однако публика рассудила иначе — им прощалась порочность за романтику образа. Журнал «Фотоплей», сообщавший в 1939 году о незаконной связи Ли и Оливье, не осуждал их за аморальность, а восхищался «горячей и страстной влюблённостью, что заставила их забыть о карьерах, об обязанностях, обо всём, но они открыли свои сердца жгучей и возбуждающей взаимной страсти». Для звёзд экрана, как и для вымышленных персонажей, границы дозволенности устанавливаются шире, чем в реальной жизни. Подобно восточным царям в воображении романтиков, они наслаждаются и могут себе позволить то, что запрещено обычным людям (или что люди сами себе запрещают). Таким способом публика через них, пусть и косвенно, также наслаждается риском. Когда разразилась Вторая мировая война, Ли и Оливье жили в Голливуде. Они выполнили свой долг перед союзнической армией, сыграв по личной просьбе Уинстона Черчилля (для поднятия боевого духа фронта метрополии) роли знаменитых любовников — адмирала Нельсона и леди Гамильтон. Такое нарушение правил сексуального поведения не только простительно: в иллюзорном мире кинематографа (или тех сплетен, что его окружают), где всё возможно и ненаказуемо, это может даже рассматриваться как вдохновляющий пример безрассудства — действия, предпринятого без обдумывания его неприятных последствий.
Для «дурной» Элизабет Тейлор последствия никак нельзя считать неприятными, скорее выгодными. Когда она снималась в «Клеопатре», она была уже знаменита тем, что соблазнила певца Эдди Фишера. Когда начался их роман, он был женат, а она недавно овдовела. Разразился скандал, в журнале была опубликована фотография жены Фишера — невзрачной, без всякой косметики, почти без украшений (в то время как Элизабет Тейлор славилась своей любовью к украшениям) женщины. Про жену Фишера говорили, что она всё ещё носит свитер, что связала ей когда-то мать, с инициалами НБ — Никаких Бус. Пресса подробно описала её — это была примерная жена, любящая мужа и детей, всецело им преданная, лишённая каких-либо собственных амбиций, эгоизма и себялюбия, — короче, типичная добродетельная женщина. Это был идеал, которому молодые женщины послевоенной Америки и Европы всё ещё должны были подчиняться, однако к концу 50-х годов появились признаки того, что наибольшую привлекательность имеет не этот образ, а его антитеза. Прибыль от фильма «Кошка на раскалённой крыше» с Элизабет Тейлор, вышедшего вскоре после скандала с Фишером, была баснословной. Через четыре года, когда разразился ещё более громкий скандал — на этот раз с Ричардом Бартоном, — Элизабет Тейлор стала, как писал один из её многочисленных биографов, «самым высоко ценимым бюстом на планете». Рыночная стоимость ходового товара или образа не обязательно говорит о его высоком качестве, но свидетельствует об уровне интереса покупателя или публики. Тейлор, разрушительница браков, которая, как и соблазнительница-Клеопатра, вытрясала мужчин из яслей их невинной семейной жизни, была персоной, пользующейся почти повсеместным обожанием.
«В действительности я не вижу никакой разницы между спектаклем, устраиваемым Клеопатрой, и тем, что дают под красными фонарями на определённых улицах Коринфа; единственная разница, какую я наблюдаю — это что её шоу стоит намного дороже». Так в историческом романе Аллана Массая Октавий отзывается о прибытии Клеопатры в Тарс. В его словах звучит осуждение, однако суть высказывания вполне приложима к кэмп-Клеопатре. Она — вариант проститутки, которая предлагает публике, клиенту шанс получить удовольствие, запрещённое ему дома. Как и проститутка, она является (по крайней мере по отношению к клиенту) независимой, живущей на свои заработанные деньги, что освобождает её от попрошайничества (финансового и эмоционального), к которому вынуждены прибегать добродетельные жёны. И как и проститутка, она разыгрывает свою экзотическую роль, чтобы возбудить публику, которая ожидает от неё экзотики.
Она — порочная «другая женщина», однако всем хорошо известно, что независимо от того, что означает «порок» официально, на любовном или сексуальном сленге это будет означать притяжение. «Но это ведь не всерьёз?» — мурлычет Клодет Кольбер, когда Цезарь, несколько лукавя, признается, что хранит верность своей жене. Конечно, он не всерьёз. И вымышленный Цезарь на экране, и реальный зритель в жизни — все согласны с тем, что в королевстве фантазий «дурное» предпочтительней (лучше, интересней, забавней).