Когда Октавий пошёл войной на Египет, то (согласно одному из комментаторов александрийской школы, жившему во II веке н. э.) национальные группировки готовы были выступить на стороне Клеопатры, но она разубедила их, так как всё ещё надеялась выторговать соглашение и спасти своих детей. После её смерти один из её сторонников за огромную сумму выкупил у Октавия статуи Клеопатры, с тем чтобы они не были разрушены римлянами, как это произошло со статуями Антония. Иосиф Флавий в I веке н. э. обвиняет Клеопатру в антисемитизме, споря с высокой оценкой Апиона, современного ему александрийского писателя (до нас книги Апиона не дошли). Среди подданных царицы было немало тех, кто не просто почитал её, но и по-настоящему любил. Идея царицы уцелела, и её можно проследить в отрывках произведений писателей более позднего, времени. Ярче всего она прослеживается у Плутарха в жизнеописании Марка Антония, где тема царицы идёт параллельно с изложением «римской версии». И если Клеопатра прославилась своей изменчивостью, то произошло это главным образом благодаря тому, что у Плутарха (на чьих сведениях основывается большинство постренессансных версий) представлены два взаимно исключающих образа. В его текстах они лежат рядом, как смальта в мозаике. В трагедии Шекспира и в произведениях его последователей происходит синтез этих образов, и самой постоянной чертой царицы становится её непостоянство, сама же она предстаёт (совершенно незаслуженно, кстати) существом крайне переменчивым и капризным.
Октавий и его сторонники старались представить Клеопатру и её окружение как неких варваров, последователей диких обычаев и кровавых культов, поклоняющихся скопищу нелепых богов. Однако, на взгляд александрийцев, исходивших из совершенно других предположений, всё обстояло наоборот — как раз римляне виделись им нецивилизованным народом. Когда, как описывает Плутарх, Клеопатра впервые встречается с Антонием в Сидоне, то она не только превосходит его в «царственности и изяществе», но и, «заметив, что юмор Антония груб и низок и подходит скорее солдату, чем придворному, она тут же перенимает его манеру обращения и дальше ведёт себя с ним попросту, без малейших церемоний». В такой трактовке встреча Антония и Клеопатры выглядит как встреча бравого и грубого вояки, не получившего должного воспитания, и мудрой, образованной аристократки, пытающейся с исключительным тактом сгладить его невежливость и поднять до своего уровня.
Вернувшись в Александрию, Клеопатра принимает и развлекает гостей. «Был ли Антоний в серьёзном или в шутливом настроении, она всегда изобретала что-то новое, что могло его обрадовать или очаровать». Антонию показалось забавным переодеваться рабом и ходить по городу, останавливаться у дверей или окон домов обычных жителей, чтобы подшутить над ними. Его прощали. Жители Александрии снисходительно относились к его шутовству и с удовольствием принимали участие в его забавах на свой собственный изысканный и утончённый лад. Иногда и Клеопатра переодевалась и сопровождала его в ночных блужданиях по городу, но, по-видимому, эти детские развлечения ей быстро прискучили. Плутарх пересказывает историю про рыбалку, когда она приказала кому-то из слуг подвесить на крючок Антония солёную рыбу. Вся компания принялась хохотать, а Клеопатра ему сказала: «Император, вам лучше удить по-другому... Ваша рыбка — города, царства и континенты». Она не похожа на женщину, что очаровывает его, потворствуя его желаниям. Скорее Клеопатра, тяготясь развлечениями, пытается намекнуть Антонию, что давно пора перейти к делу — к подвигам и великим свершениям.