Клеопатра

В некоторых из них предсказывалось, что некая женщина поведёт Азию и принесёт ей освобождение: «О золотая римская дева, пившая на свадьбе со столькими женихами... но Госпожа снова и снова срывает твои запоры, она добьётся справедливости и сбросит тебя с небес на землю!» Такого рода пассажи могут намекать и на Клеопатру. Например, что «пришедшая из страны на берегах Нила... станет царицей». В иных фрагментах это звучит достаточно отчётливо:

И пока Рим будет замышлять
покорение Египта, волею бессмертного Владыки
среди людей появится могущественная Царица...
Трижды подвергнется Рим злосчастной судьбе...
Власть Всевышнего Господа воцарится по всей земле
на все будущие времена.

Данный стихотворный отрывок уже принадлежит к апокалиптической традиции, которая во множестве фрагментов представлена в Ветхом и Новом Завете. В эпоху римского владычества евреи ожидали пришествия Мессии, который не только стал бы во главе нации, не только был бы царём над евреями, но являлся бы также сыном Бога.

Таким образом, в пророчествах Сивиллы есть предсказания относительно будущего великого лидера и освободителя Азии. Среди многих общих для таких произведений образов описания чужеземного гнёта и выражения стремления к свободе встречаются интересные конкретные исторические детали, касающиеся реальных ситуаций, например связанных с римским триумвиратом или с жизнью египетской царицы. Такие пророчества могли быть написаны при жизни Клеопатры с целью отождествить её с мистической Царицей, которой предназначено спасти мир и установить царствование Золотого века.

И тогда владычество над миром сосредоточится
в руках женщины, и подчинятся ей все страны света...
Тогда Вдова станет Царицей всего мира.

К моменту встречи на Кидне Клеопатра была вдовой — оба её брата-мужа были мертвы, — и не выходила вновь замуж, хотя возможность такая была. Она являлась обещанной Вдовой — надеждой Азии на грядущее освобождение. Её появление в Тарсе означало некую загадку, не имеющую ничего общего с игривым переодеванием. Это был торжественный и ответственный момент — она намекала, что, поскольку является той самой Вдовой, могущественной царицей, Антоний может принять на себя роль бессмертного владыки или Всевышнего Господа и поделить с нею власть над миром.

Итак, Антоний был Новым Дионисом, Клеопатра — его супругой Изидой-Афродитой. Октавий между тем идентифицировал себя с Аполлоном. Согласно слухам, которые, вероятно, распускались его роднёй с тем, чтобы заинтересовать Цезаря, он был под покровительством Аполлона с момента своего зачатия. Светоний пересказывает легенду о том, как мать Октавия «Атия однажды в полночь пришла для торжественного богослужения в храм Аполлона и осталась там спать в своих носилках, между тем как остальные матроны разошлись по домам; и тут к ней внезапно скользнул змей, побыл с нею и скоро уполз, а она, проснувшись, совершила очищение, как после соития с мужем. С этих пор на теле у неё появилось пятно в виде змеи... а девять месяцев спустя родился Август и был по этой причине признан сыном Аполлона... а её мужу Октавию приснилось, будто из чрева Атии исходит сияние солнца». С подачи родственников Октавий уже во взрослом возрасте утверждается в роли Аполлона и строит ему храм на Палатинском холме в Риме. Похоже, что, как и Антоний, он также стремится показываться на публике в одеяниях выбранного им божества. По свидетельству Светония, «тайное пиршество, которое в народе называли «пиром двенадцати богов», также было у всех на устах: его участники возлежали за столом, одетые богами и богинями, а сам он [Октавий] изображал Аполлона».

После победы в сражении при Акции Октавий приказал воздвигнуть там на мысе храм, посвящённый Аполлону. На месте, где стоял его шатёр, был поставлен специальный алтарь. В поэмах почитателей, где воспевалась славная победа, имя Октавия постоянно связывалось с именем его божественного покровителя. «Всё сбудется по реченью Аполлона», — заявляет Проперций. Вергилий, описывая битву при Акции, сообщает, что все египтяне и арабы при одном взгляде на Аполлона впали в ужас и обратились в бегство.

После триумфального возвращения в Рим Октавий (по поэме Вергилия) получает дань с покорённых народов, «сидя на белоснежном сверкающем пороге храма Аполлона». Римлян могло возмущать, что Клеопатра и Антоний сами причислили себя к божествам. Октавий, претендовавший на лидерство в Риме, никогда сам не ссылался на божественное покровительство.