Эта вина может быть снята с неё только с прекращением её физического существования. Так происходит с телом индийской вдовы, выполняющей обряд «сати». Сгоревшее тело становится «сати» — безупречной верной женой, каковой никакая живая женщина быть не может. Точно так же и Клеопатра в целой веренице повестей, поэм и трагедий достигает добродетельности путём саморазрушения. Её самоубийство сразу обеспечивает ей любовь, сочувствие и восхищение. Она «прекрасна, как майская роза», говорит Чосер. Она воистину раскаялась, заявляет Жодель. Она имеет чувство долга и верность, утверждает Джеральди Цинтио. Она нежная мать и ласковая возлюбленная, признает Гарнье. Её губы подобны кораллам, а кожа — белоснежному мрамору, её волосы пламенеют золотом. «Не было на свете никого прекрасней!» Она царственна и мужественна, подчёркивает Сэмюэль Дэниел. Она становится таким образом «хорошей», восстанавливается её репутация «приличной» женщины. Однако плата за такую репутацию — смерть. Только мёртвой женщина может стать добродетельной.
Не плачь.
Дороже мне одна твоя слеза
Всего, что я стяжал и что утратил.
Один твой поцелуй все возместит.
Антоний только что потерпел полный разгром при Акции, бесславно бежал, потерял власть над провинциями, покрыл себя несмываемым позором. И всё же, оказавшись в объятиях египтянки, он утирает её слёзы.
Современная аудитория рыдает от таких проявлений бездушной любви. Современники Шекспира, напротив, были полностью шокированы и приходили в ужас оттого, что великий человек мог заниматься такими глупостями.
«У Клеопатры в груди горел всеочищающий огонь любви» — так писал Виктор Гюго в 1868 году. «Что искупает Антония, — пишет Уильям Тарн уже в нашем веке, — это то, что под конец жизни он смог отдать полцарства за любовь». Примерно таково мнение теперешней критики. Однако уважение к любовным чувствам появилось сравнительно недавно. Любовь Клеопатры могла быть очищающим и облагораживающим чувством для Гюго, но для Петрарки в XIV веке это был «бесцельный жар», который не только не облагораживает, но сжигает её своими жестокими лучами.
Для мыслителей эпохи Возрождения страстная любовь — бедствие, сопровождаемое умственным расстройством или помешательством, она унижает человека. Лекари Средневековья считали, что её надо лечить, как и другие физические или умственные заболевания. Насмешники высмеивали любовные чувства. Так, Томас Хайвуд писал, что «нет ничего глупее влюблённых, которые тратят понапрасну своё время и силы и попусту транжирят жизнь в рабском и смешном ухаживании». Философы оплакивали несчастных горемык. «Упавший со скалы пострадает не больше, чем те несчастные, которых захватывает поток любви», — пишет Роберт Бартон. Этимологически слово passion — страсть — происходит от латинского корня со значением «страдать», с чем было полностью согласно большинство авторов XVI и XVII веков. Вергилий в своё время восклицал по поводу влюблённости Дидоны: «Жарко пылает любовь в груди безумной Дидоны». Точно так же реагировали и средневековые мыслители, соревнуясь с античными авторами в неприятии столь жестоких пламенных чувств. Для Шекспира и его современников Клеопатра — прежде всего возлюбленная, и её история — это описание духовных и житейских опасностей, порождаемых неумеренностью страстного чувства. В пьесе Жоделя Антоний называет себя «стократ несчастным», поскольку слепая любовь к Клеопатре безвозвратно погубила его репутацию, заставила покинуть жену и детей и бросила в объятия «смертоносной змеи». Он проклинает свою любовь, называя её сумасшествием, отравой, жестоким огнём, наказанием, напущенным ревнивыми богами, решившими довести его до горя и бесчестья.
Такими словами героиня Джеральди Цинтио оплакивает свою судьбу, проклиная день и час, когда она повстречала впервые Антония, поскольку именно с того момента началось «плачевное крушение» её жизни.
Шекспир в «Антонии и Клеопатре» подчёркивает драматический конфликт между разумом — надёжной и мудрой опорой личности и его противоположностью — страстным и сексуально окрашенным чувством. В шекспировской пьесе страсть героев подана ярко, но хотя он живописует их чувства — соблазнительные, блестящие и красивые, — тем не менее они не получают его авторского одобрения. Критик Франклин Диккей отмечает, что Шекспир выставляет Антония и Клеопатру не для нашего восхищения, а в качестве «печального и сурового примера, который вызывает и жалость, и желание, чтобы с нами этого никогда не произошло». Строфы, где описывается любовь Антония и Клеопатры, настолько завораживающи, что читатель, привыкший к романтической традиции, где страсть облагораживает героев, бывает при первом чтении Шекспира немало изумлён и разочарован, обнаружив по ходу действия, что главные действующие лица отнюдь не отличаются благородным поведением.