Для тех, кто находит наслаждение (с этих слов опять можно разбирать) в таких видах, наше путешествие представляло много интересного. Корма нашей галеры была покрыта листами чистейшего золота, паруса были сделаны из ярко-красного тирского пурпура, и серебряные весла ударяли по воде в такт музыке. В центре корабля, под золототканым балдахином, лежала Клеопатра, как римская Венера (вероятно, сама Венера не была прекраснее ее), в одежде из тонкого, белого как снег шелка, перетянутая под грудью драгоценным поясом, на котором были выгравированы сцены любви. Около нее стояли маленькие розовые мальчики, выбранные ею за необыкновенную красоту, совсем голые, с крыльями за плечами и луком с колчаном за спиной. Они обмахивали ее страусовыми опахалами. На палубе корабля вместо матросов стояли, держа шелковые снасти, прекраснейшие женщины в одежде Граций и Нереид — вернее, совсем неодетые, прикрытые только своими роскошными волосами. Они пели под звуки арф, в такт ударам весел. Позади ложа Клеопатры с обнаженным мечом стоял Бренн в блестящей золотой кольчуге, в крылатом золотом шлеме. Среди других богато разодетых лиц ее свиты находился и я, я — настоящий раб! На корме в жаровнях курились благовония, и их одуряющий аромат клубился над нашими головами, как облако.
Среди этой роскоши, словно в волшебном сне, сопровождаемые целым флотом кораблей, скользили мы по воде к лесистым склонам Тавра, у подножия которого лежит древний город Тарзис. Пока мы ехали, народ собирался на берегах и кричал: "Венера встала из волн морских! Венера идет посетить Бахуса!" А когда мы приблизились к городу, весь народ — все, кто мог идти или ехать, — тысячами толпился на пристани, с ним явилось все войско Антония, так что в конце концов триумвир остался один на своем судейском кресле.
Фальшивый Деллий явился, кланяясь и улыбаясь, и от имени Антония приветствовал "царицу красоты", прося ее на пир, приготовленный Антонием.
Она ответила ему гордо и высокомерно:
— Надлежит Антонию прийти к нам, а не нам идти к Антонию! Попроси благородного Антония к нашему бедному столу сегодня ночью, иначе мы будем обедать одни!
Деллий ушел, кланяясь до земли. Пир был готов. Наконец я увидал Антония. Он пришел, одетый в пурпуровую одежду, высокий и красивый на вид, в полном расцвете сил, с блестящими синими глазами, вьющимися волосами и строгими чертами греческого типа, мощно сложенный, с царственным видом, с открытым лицом, на котором ясно были написаны его мысли. Только мягкие очертания рта смягчали некоторую суровость его могучего чела. Он явился, сопровождаемый военачальниками, и, когда подошел к ложу Клеопатры, остановился в изумлении, смотря на нее широко раскрытыми глазами. Она также серьезно взглянула на него. Я видел, как кровь переливалась под ее тонкой кожей, и муки ревности охватили мое сердце.
Хармиона видела все из-под своих опущенных ресниц и улыбнулась.
Клеопатра не сказала ни слова, только протянула свою прекрасную руку Антонию для поцелуя. Он также молча взял ее руку и поцеловал.
— Смотри, благородный Антоний, — сказала она на конец своим музыкальным голосом, — ты позвал меня, и я пришла!
— Сама Венера пришла ко мне, — отвечал он низкими нотами звучного голоса, все еще пристально смотря в ее лицо, — я звал женщину, а из глубины моря явилась божественная Венера!
— И нашла бога, который приветствует ее на своей земле! — ответила она готовой остротой и засмеялась. — Но довольно любезностей: на земле и Венера чувствует голод! Твою руку, благородный Антоний!
Зазвучали трубы. Клеопатра под руку с Антонием в сопровождении свиты прошла через склонившуюся перед ней толпу на пир…
(Здесь папирус опять изломан.)
XV