Если царице случалось выбираться в город, ее ждал клубок узких улочек без начала и конца, кривых и грязных, толпы уличных торговцев и ремесленники, привыкшие раскладывать свой товар прямо на мостовой. По сравнению с Александрией Рим казался убогим и бестолковым, душным и мрачным, холодным зимой и невыносимо жарким летом. Вилла на склоне поросшего лесом холма была уделом немногих избранных, таких, как Цезарь. Слух восточной гостьи терзали непрерывные шум и крики, звон из кузниц и грохот из каменоломни, скрежет цепей и скрип повозок. Город все время перестраивался, одни дома сносили, другие падали сами. Чтобы хоть немного уменьшить шум, Цезарь ограничил передвижение по улицам в дневные часы. Результат был вполне предсказуем. «Нужно быть очень богатым человеком, чтобы заснуть в Риме», – горько иронизировал Ювенал, проклинавший вечернее столпотворение и всерьез опасавшийся за свою жизнь всякий раз, когда выходил из дома. Пешеходы и вправду рисковали если не попасть под повозку, то, по меньшей мере, быть забрызганными грязью с головы до ног. Горожане сплошь и рядом проваливались в наспех прикрытые ямы. Каждое окно таило угрозу. Учитывая, как часто на голову прохожим падали горшки, разумный человек непременно должен был воспользоваться советом Ювенала и не соваться на улицу, не составив завещания. У Клеопатры были все основания тосковать по своей стране, которую римский поэт позже назовет «покрытой тонким слоем цивилизации».
В то время Рим только начинал усваивать заимствованное на Востоке искусство градостроительства. Оказавшись в городе, вы напрасно искали бы знакомые виды: Колизей, «образец амфитеатров», еще не построили. Не было ни Пантеона, ни термов Каракаллы. Единственным достойным внимания зданием был театр Помпея; его очертания вдохновили Цезаря на создание Форума, вскоре затмившего своего предшественника. Рим еще оставался провинциальным, но все острее ощущал недовольство таким положением. Культуру, искусство и представления о прекрасном по-прежнему импортировали из Греции; если вы нуждались в толковом секретаре, лекаре, укротителе зверей или ювелире, вам надлежало искать грека. Тому, кому понадобилась редкая рукопись, была прямая дорога в Александрию. В Риме приличных списков было не найти. Такое положение взрастило в горожанах комплекс неполноценности и поневоле заставило их мечтать о превосходстве. И как всякая грезящая о превосходстве нация, они тотчас же принялись поносить и принижать идеал, к которому стремились. Пирамиды – настоящее чудо инженерного искусства древности, возведенное посреди пустыни при помощи примитивных инструментов и несовершенных расчетов – объявили «глупым и недостойным знаком царской спеси». Показное презрение к изнеженным египтянам помогало римлянам бороться с завистью. Римский гражданин противостоял египетским излишествам и сумасбродствам со стойкостью Марка Твена, не желавшего слушать пение сирены Европы. Оказавшись лицом к лицу с более развитой цивилизацией, римлянин спешил объявить все ее достижения признаками упадка или варварства и спрятаться за острыми гранями и прямыми углами родного языка, с неохотой – морщась и фыркая – признав за греческим некоторую гибкость и благозвучность. Прямодушным и бесхитростным людям пристало разговаривать на латыни. Увы, в ней не было слова «нестяжательство», но, к счастью, нашлось место для словосочетаний «золотая посуда» и «египетская роспись по стеклу».
После походов Цезаря и его возвышения греческая культура все прочнее укоренялась на Апеннинском полуострове. Во многом это произошло благодаря Клеопатре. Помпей привез в Рим черное дерево. Позже в нем появились мирра и корица, имбирь и перец. Богачи стали украшать двери своих домов колоннами, и вот в Риме появился первый дом с мраморным фасадом. Прошло совсем немного времени, и таких домов были уже сотни. Римляне узнали толк в изысканной кухне, теперь на их столы подавали рыбу тюрбо, аистов и павлинов. Во время визита Клеопатры в городе разгорелся жаркий спор о преимуществах креветок над африканскими улитками. С появлением царицы Рим стал меняться на глазах. Горожане научились предаваться изысканным развлечениям и красть льняные салфетки. Поскольку латинская литература находилась в зачаточном состоянии, римляне заинтересовались греческой, а распробовав, объявили ее – оцените изящество метафоры – прекрасной вазой, полной ядовитых змей. Красоту тоги – полотнища из грубой шерсти, неудобного и нефункционального, – как и красоту латинского языка, составляли добровольные ограничения. Перед своим триумфом Цезарь распорядился натянуть над всей Виа-Сакра вплоть до Капитолийского холма шелковые навесы. Это александрийское изобретение немедленно объявили «варварской роскошью».
Азиатская роскошь пугала римлян, они видели в ней путь к упадку и гибели цивилизации.