Читаем Клеопатра полностью

Крик отчаяния заставил Клеопатру подняться на недостроенную крышу мавзолея: в Египте строили быстро, но не так, как хотелось бы. Ее появление должно было вызвать смятение — значит она жива! — хотя, если верить Диону, никто, кроме Антония, особенно не удивился. И вновь рассказы Плутарха и Диона расходятся. Так и остается непонятным, узнал ли Антоний первым, что Клеопатра жива, или она вначале услышала, что он при смерти. Затем, по версии Диона, царица поспешила к нему, а по мысли Плутарха, велела принести умирающего к себе. К этому времени Антоний уже потерял слишком много крови. Помощник Клеопатры нашел его на полу стонущим от боли.

Слуги Антония на руках отнесли его к мавзолею. Из окна Клеопатра сбросила веревки, которые использовали для поднятия каменных блоков. К ним привязали обмякшее тело, и Клеопатра сама, при помощи двух давних знакомых Антония Ирады и Хармион, стала тянуть его наверх. Невозможно описать это лучше, чем сделал Плутарх. Такое не удалось даже Шекспиру. «Нельзя представить себе зрелище жалостнее и горестнее. Залитого кровью, борющегося со смертью, поднимали его наверх, а он простирал руки к царице, беспомощно вися в воздухе. Ибо нелегкое то было дело для женщины, и Клеопатра, с исказившимся от напряжения лицом, тянула веревки, вцепившись в них что было сил, под ободряющие крики тех, кто стоял внизу и разделял с нею ее тревогу». Уложив возлюбленного на скамью, она принялась стенать и рвать на себе одежды. Это единственный из дошедших до нас случаев, когда Клеопатре изменила ее колоссальная выдержка. Она, поддавшись чувствам и «проникшись состраданием к его бедам, забыла о своих». Эти двое были вместе большую часть десятилетия. Клеопатра вымазала свое лицо его кровью. Она била себя в грудь и царапала ее ногтями. Царица называла Антония господином, полководцем и мужем; даже сейчас она помнила, как надо обращаться с мужчинами. Он заставил ее прекратить крики и потребовал глоток вина, «то ли потому, что хотел пить, то ли надеясь таким образом приблизить свой конец». Напившись, Антоний стал убеждать Клеопатру позаботиться о собственной безопасности и договориться с Октавианом, но так, чтобы избежать позора. Похоже, у него все же оставались сомнения в ее честности. Среди людей Октавиана он советовал более всего доверять Гаю Прокулею, своему бывшему другу. Клеопатре не стоило оплакивать его участь: ведь он познал и славу, и счастье. Ему довелось сделаться величайшим из людей и умереть благородной смертью, потерпев поражение от соотечественника. Антоний умер на руках у Клеопатры под звук прибоя, доносящийся снаружи.

Пока Антоний совершал мучительное восхождение в мавзолей, один из его телохранителей, спрятав под одеждой меч господина, спешил в лагерь Октавиана. Там он показал тяжелый окровавленный клинок и поведал о самоубийстве. Октавиан немедленно удалился в свой шатер, где, совсем как Цезарь после смерти Помпея, лил крокодиловы слезы о «человеке, который был его родственником, соправителем и товарищем во многих делах и битвах». Избавиться от Антония было непросто. В тот самый момент, когда его соперник умирал на руках Клеопатры, Октавиан занялся самооправданием, достав письма, которыми он обменивался со своим бывшим шурином за последние несколько лет, и прочитав их своим приближенным. Не правда ли, он обращался к родичу с неизменным дружелюбием, а тот отвечал бранью и оскорблениями (впоследствии он позаботился о том, чтобы уничтожить письма, хранившиеся у Антония). После этого сеанса художественного чтения Прокулей отправился в дорогу и прибыл к Клеопатре через несколько минут после смерти Антония.

До самого конца Антоний остался легковерным. У Прокулея было две цели: выманить Клеопатру из ее мавзолея и сделать так, чтобы богатства, на которые рассчитывал Октавиан, не были преданы огню. Нельзя было допустить, чтобы легендарные сокровища Египта, предмет всеобщих мечтаний со времен Гомера, погибли в погребальном костре. В Риме у диктатора осталось слишком много долгов. Египетскую царицу тоже хотелось бы взять живьем как «главное украшение предстоящего триумфа». Повествуя о дальнейших событиях, Дион понимает, что описывает поединок двух скользких, двуличных натур. Октавиан собирался захватить Клеопатру живой, но не хотел, чтобы все выглядело так, будто он заманил ее в ловушку. Благовоспитанный Прокулей должен был поддерживать в царице ложные надежды, чтобы не допустить рокового шага.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное