Клеопатра

Затем Антоний перенес свой двор с Самоса в Афины. И тут Плутарх сообщает: «Ревнуя к почестям, которые город оказал Октавии, — афиняне горячо полюбили супругу Антония, — Клеопатра щедрыми подарками старалась приобрести благосклонность народа. Назначив почести и Клеопатре, афиняне отправили к ней домой послов с постановлением Собрания, и одним из этих послов был Антоний — в качестве афинского гражданина; он произнес и речь от имени города. В Рим он послал своих людей с приказом выдворить Октавию из его дома…»[52].

Эта связь между событиями или, вернее, отсутствие всякой связи в рассказе Плутарха говорит о многом. Военные действия пока не начались. Может показаться, что это был еще один вызов со стороны Клеопатры, на самом же деле она лишь стремилась воспрепятствовать заключению компромисса. Однако любое действие с ее стороны давало Октавиану основание представить ее вдохновительницей военной кампании, зачинщицей гражданской смуты. Таким образом он влиял на сторонников Антония, настраивая их против Клеопатры.

Кольцо все тесней смыкалось вокруг царицы, но она была не в силах противодействовать. Единственный возможный для нее выход — не воевать. И в этом, вероятно, — причина пассивности Антония в 32 году. Но если бы даже Антонин ограничился демонстрацией силы — что он, впрочем, и сделал, — если бы даже его удовлетворил некий modus vivendi[53] в конце этого года, то все равно триумвират вот-вот уже распадется, и теперь не кто иной, как Октавиан, жаждет войны. Он использовал промедление Антония для подготовки. Он тем более хочет войны, что ощутил свою силу. К тому моменту, когда Антоний уже собрал войска, у Октавиана еще ничего не было готово. Реквизиции и налоги, к которым он вынужден был прибегнуть, возбудили в Италии величайшее недовольство, вся страна была в волнении. «Поэтому, — пишет Плутарх, — одной из величайших ошибок Антония считают промедление: он дал Цезарю время приготовиться, а волнениям — улечься, ибо пока шли взыскания, люди негодовали, но, заплатив, успокоились»[54].

Ответственность за этот вывод я возлагаю, естественно, на Плутарха. И все-таки история изготовила для Клеопатры западню. Вмешайся она в войну — у Октавиана готовы доводы, разоблачающие намерения Антония, убеди она Антония воздержаться от боевых действий, чтобы тем самым отодвинуть непоправимое, — и Октавиан тотчас получает стратегическое преимущество. Если же остаться в стороне, то она сама откроет путь к примирению, которое не может не обернуться против нее.

Отныне она для Рима враг номер один. Октавиану остается лишь объявить войну. По всей форме.

Глава VII Начало конца

Как известно, Октавиан-политик был не слишком разборчив в средствах. Узнав от перебежчиков, что перед отъездом в Армению Антоний тайно передал в руки весталок свое завещание, Октавиан завладел этим документом. В сенате он прочитал отрывки. Там содержались распоряжения Антония по поводу детей Клеопатры, которых он назначил сонаследниками, вновь подтверждалось происхождение Цезариона и выражалась воля, чтобы тело Антония после смерти было отправлено в Александрию и покоилось в гробнице рядом с телом Клеопатры.

Эффект оказался невелик. Многие сенаторы высказывали удивление, как это можно обращаться с какими бы то ни было упреками к живому человеку в связи с его посмертной волей. Но Октавиана это не обескуражило. Он велел одному из своих приспешников составить список проступков, совершенных Антонием ради Клеопатры: тот передал ей во владение свитки пергамского книгохранилища; на одном из пиров он вскочил и, выполняя условия какого-то проигранного им спора, на глазах у гостей принялся растирать ей ноги; он позволил жителям Эфеса называть Клеопатру своей царицей, что могло означать лишь одно — эту часть Малой Азии он намеревался отдать ей во владение; множество раз, верша суд, он принимал от Клеопатры любовные послания, начертанные на ониксовых и хрустальных табличках, и читал в своем императорском кресле; однажды он внезапно прервал судебное заседание, в то время как некто Фурпий, достойный всяческого уважения адвокат, держал перед ним речь, и бросился к Клеопатре, которую проносили поблизости в носилках…

Обеспокоенные всем эти друзья Антония направили к нему Геминия, которому предстояло сказать автократору, что Клеопатра разрушает его репутацию. Стоило Геминию высадиться в Афинах, как он тотчас оказался в поле зрения Клеопатры которая подвергла его публичным унижениям, вынудив в конце концов на пиру сообщить о цели прибытия. Геминий был откровенен.

— Я вижу, ты предусмотрителен, Геминий, — холодно заметила Клеопатра, — ты сказал правду прежде, чем тебя подвергли пытке.

И Геминий проявил благоразумие, тайно удалившись вскоре после этого в Рим.