Клеопатра

– О царственный отрок, – причитала она, – справедливо пророчество твоей матери. О дитя, зачатое от Бога, мудрая Хатор молвила ее устами. Пойми же знамение! Я растолкую его тебе! Этот лев рычит из римского Капитолия, а убитый им человек – Птолемей, македонское отродье, которое, как сорняки, заполонило земли царственного Нила. С помощью Македонских Лагидов ты пойдешь войной на римского льва и сокрушишь Рим. Но македонская шавка накинется на римского льва, и он убьет ее, ты же поразишь льва, и тогда земля Кемет снова станет свободной! Свободной! Только будь чист в своих помыслах, как велели боги, о сын царского дома, о надежда кеми! Но остерегайся женщины-губительницы, и, как я сказала, все исполнится. Я бедна и несчастна, да, и охвачена горем. Я совершила грех, рассказав о том, что должно быть сокрыто, и за свой грех я заплатила страшной ценой – плотью от плоти моей, кровью от крови моей, по своей воле я заплатила за твою жизнь, но никогда не роптала. Но мудрость нашего народа все еще живет во мне, да не отвернутся боги, в чьих глазах все равны, от несчастных. Божественная мать всего сущего Исида говорила со мной – вот только вчера вечером говорила – и направила меня сюда собирать травы и растолковать тебе знамение, которое я здесь увижу. И как я уже сказала, пророчество это сбудется, если только ты сумеешь воспротивиться великому искушению, которое тебя ожидает. Пойдем со мной, о царственный! – И она отвела меня к каналу, где голубая вода была глубока и спокойна и, казалось, застыла, как зеркало. – Теперь посмотри на свое лицо, которое отражает вода. Разве чело это не создано для того, чтобы носить двойную корону – Верхнего и Нижнего Египта? Разве в этих прекрасных глазах не светится царственное величие? Разве творец Птах не создал это тело так, чтобы носить одеяния фараона и поражать взоры тех, кто в тебе будет видеть бога?

Нет, нет, – продолжила она изменившимся голосом, скрипучим голосом старухи, – куда же ты? Не делай глупостей, мальчик. Рана от когтей льва очень опасна, так же опасна, как укус гадюки. Ее нужно лечить, иначе она загноится, и тогда львы и змеи начнут тебе мерещиться в бреду. А потом рана покроется язвами. Уж я-то знаю… Я знаю. Не зря же меня считают безумной. Запомни: все в этом мире уравновешено – в безумии много мудрости, а в мудрости много безумия. Ла-ла-ла! Сам фараон не скажет, где заканчивается одно и начинается другое. И нечего глазеть на меня с таким глупым видом. Видел бы ты сейчас себя – прямо как ряженая кошка, как говорят в Александрии. Давай-ка я лучше вот эти травы приложу к твоей ране, и через шесть дней кожа у тебя снова станет гладкой и светлой, как у трехлетнего ребенка, даже шрама не останется. Я знаю, будет жечь, но потерпи. Клянусь тем, кто почивает на острове Филе или в Абидосе… или Абаде, как его раньше называли наши божественные повелители, или в других священных могилах… Где он на самом деле почивает, мы узнаем скорее, чем нам хочется… Клянусь Осирисом, кожа твоя станет нежной и гладкой, ты будешь чист, как лепестки цветов, приносимые Исиде в полнолуние, если позволишь мне наложить на рану целебные травы.

Разве не так, добрые люди? – Старая женщина повернулась и обратилась к небольшой толпе, незаметно для меня собравшейся, пока она пророчествовала. – Я произносила заклинание, чтобы мое лекарство лучше подействовало. Ла-ла! Нет ничего полезнее, чем заклинание. Заклинание – великая сила. Не верите? Тогда приходите ко мне те, у кого жены не могут зачать. Это средство понадежнее, чем скрести колонны в храме Осириса. Я сделаю так, что они станут плодовитыми, как молодые пальмы. Только для каждого недуга нужно знать особое заклинание… В этом весь смысл! Во всем есть свой смысл. Ла-ла!

И вот, услышав это, я взялся за голову, думая, не мерещится ли мне все, или происходит наяву. Но через какое-то время я поднял глаза и среди толпы увидел седовласого мужчину, который пристально смотрел на нас, и особенно на старую Атуа; потом я узнал, что это был шпион Птолемея, тот самый, который донес фараону о пророчестве моей матери и из-за которого меня чуть не убили в колыбели. И тут я понял, почему Атуа несла такую чепуху.

– Странные у тебя заклинания, старуха, – сказал шпион. – Ты как будто говорила о фараоне и о двойной короне – Верхнего и Нижнего Египта, и о юноше, созданном Птахом, разве не так?