Кама, послушная, опустила руки на колени...
— Почему ты сегодня одета в такое платье, Мар? Похоже на одежду служанки...
— Это платье Ирас. Я ходила на кладбище. Тайком.
— А тебе кто сказал? — теперь Кама успокоилась.
— Одна женщина, вольноотпущеница. Она живёт на окраине Брухиона. Она была служанкой моей матери. — Маргарита солгала легко, не задумавшись... — А тебе кто сказал?
— Один замечательный человек. Ты его знаешь. Он евнух, он был поставлен ведать хозяйством моей матери. Вероника назначила его ведать моими делами. Да ты его знаешь, должно быть.
— Нет, не помню, — и правда, не помнила.
— Его имя Ганимед. Ты видела его.
Маргарита вспомнила о детском желании Камы остаться девственницей и не могла не спросить с озорством:
— Быть может, он влюбился в тебя?
Но Кама отвечала серьёзно, словно бы устыжая сестру серьёзностью и искренностью:
— Ты не должна дразнить меня. Ты знаешь, я не хочу быть женщиной. И этот человек, он очень чистый...
Маргарита подумала, что евнуху не так трудно оставаться чистым. Но на этот раз удержалась от иронических слов...
— Это он предложил, чтобы у твоих дверей поставлена была стража?
— Нет, я сама. Я очень испугалась, когда узнала... И ты теперь знаешь...
— И ты знаешь, кто убил...?
— Татида.
«Как легко она сказала...»
— А Вероника?.. Ты говорила с ней?
— Она не хочет говорить обо всём этом...
— Ты боишься, что тебя убьют?
— Да нет!.. Или... боюсь!.. Я боюсь Татиды и её родных...
— Не бойся, у тебя ведь есть мы, Вероника и я, — Маргарита говорила искренне.
— Я знаю... — произнесла Кама с неуверенностью...
Но Маргарите не было интересно разбирать слова и поведение младшей сестры...
— А где сейчас отец?
Глаза Камы чуть расширились...
— Он в Риме. Я думала, ты знаешь...
Но Маргарита не знала. Известие о том, что отец, правитель Египта, находится в Риме, действительно поразило её. Она тотчас нашла объяснение, невольно:
— Он в плену?
— Странно, что ты не знаешь. Он просто-напросто живёт в Риме. Бежал из Египта и живёт в Риме...
«Кама может полагать меня дурочкой. Но нет, она не озорная, не злая, не такая, как я...»
— Кама, вели принести чего-нибудь, хлеба, сыра. И вина, хиосского вина. Я проголодалась и хочу пить...
А потом вдруг думалось, что это, наверное, хорошо, то есть то, что у неё не было матери, такой, какими бывают матери, которые любят и повелевают, и повелевают. Это хорошо, что не было такой матери, а была Вероника, беспечная и ласковая... Иногда Маргарита представляла себе мать в обличье Вероники, представляла себе мать молодой, беспечной и ласковой...
Вероника...
Вероника превратила город в праздник юности и беззаботного веселья. Плеск фонтанов и солнце. Улыбки. Казалось, город влюблён весело, улыбчиво-безоглядно в свою царицу, такую прелестную и юную, в её возлюбленного, в себя, в свои улицы и солнечные радостные площади, в свой радостный облик... Вероника выезжала на высокой колеснице. Возничий смеялся весёлым ртом и чёрными глазами. У всех на глазах Вероника целовала скульптора Деметрия в губы и в щёки. Деметрий склонялся к ней. Он был высоким, и нос у него был ровный и выдавался вперёд. Деметрий отводил от своих немножко вытянутых и впаловатых щёк тёмно-коричневые прямые прядки. Вероника и Деметрий улыбались друг другу и людям города, целовались на глазах у всех...