Клеопатра

Это была черная радость, не имевшая ничего общего с тем детским ликованием, которое охватило толпившихся у подножия ее трона жителей Александрии. Царица испытывала мстительное возбуждение и злорадное удовольствие, сознавая, что уже не является той женщиной, которой когда-то пришлось присутствовать на триумфе сына Волчицы. Теперь ей нет нужды хитрить, притворяться, придумывать сложные комбинации. Пришел ее черед наносить смертельные удары, показывать свою силу. И она хочет, чтобы об этом знали все — во всех концах обитаемого мира.

Спектакль получился настолько экстравагантным, что, конечно, о нем узнали, как она и желала. Но Рим ответил на эту новость полным молчанием. Ничем не выдал, что его гордость уязвлена, не разразился ни одной диатрибой, не обнаружил и тени гнева. Не позволил себе даже намека на угрозу — в отличие от того парфянского царя, который словно в рассеянности провел пальцем πо тетиве лука…

ЦАРИЦА ЦАРЕЙ (осень — 31 декабря 34 г. до н. э.)

Дело в том, что Октавиан чувствовал: скоро она совершит ошибку, промах, который ничем нельзя будет загладить. И, хотя был далеко, предвидел, как именно это произойдет: Клеопатра не выдержит тяжести собственного величия.

А раз так, то ни к чему метать громы и молнии, лучше молчать, терпеливо ждать подходящего момента для атаки. И тщательно ее готовить. Постепенно и незаметно разжигать войну — пока все не поверят, что ее объявила именно царица, по причине своего высокомерия.

Ибо Молокосос (каковым он, по сути, уже не был — ему почти исполнилось тридцать) наконец осознал, что ничего не добьется, если упорно будет делать мишенью своих нападок одного Антония. Разумеется, Октавиан по-прежнему желает избавиться от своего врага. Однако понимает, что не может пренебрегать мнением римлян, которые устали участвовать в межклановой борьбе. Поэтому новая гражданская война обязательно должна принять обличье конфликта с иностранной державой (вроде Карфагена или Галлии). Ему надлежит убедить всех, что за его личностью стоит Волчица, которой нанес оскорбление далекий спесивый народ, владеющий опасными тайнами, — чтобы, когда он, Октавиан, станет агрессором, люди поверили, будто жертвой агрессии стал именно он. Клеопатра идеально подходит для того, чтобы пробудить эту старую химеру римлян: она — монарх в силу божественного права, восточный монарх и к тому же женщина.

На полях сражений Октавиан по-прежнему, мягко говоря, не блещет талантами, всеми недавними победами обязан своим военачальникам; однако за прошедшие годы он стал выдающимся стратегом психологической войны. А в эту осень с гениальной прозорливостью понял: если царица прилагает такие усилия, чтобы удержать Антония, значит, она, в тот самый момент, когда достигла вершины славы, почувствовала страх.

Ибо все, что у нее есть, она имеет только благодаря Антонию. И если потеряет его, потеряет все. Своих детей, свою власть, свое царство — даже то представление о себе самой, которое сложилось у нее в последнее время. Ее постоянно гложет беспокойство: она боится, что дети, повзрослев, станут соперниками в борьбе за власть, как часто бывало в семье Лагидов; боится, что Антоний вернется в Рим; боится угрозы, исходящей от Октавии; наконец, мучительно ощущает, как уходит ее молодость. Единственное, что она может противопоставить своим страхам, — это деньги, то золото, которое она вот уже три года выкачивает с территорий, хитростью выманенных у Рима и образовавших Великий Египет. Однако ее опасения настолько тяжелы, что этот золотой куш, сколь внушительным бы он ни был, не может их развеять.

А чем больше страхов, тем больше ошибок. Наступит день, когда ее промахи соединятся в длинную цепочку. Царица неизбежно в ней запутается и упадет.

Со времени скромной далматинской кампании, когда он впервые узнал о событиях в Александрии, Октавиан понимает: такой враг, как Клеопатра, может попасться только в одну ловушку — ловушку собственной личности; и еще: та юная царица, умная и все наперед просчитывавшая, которая была несравненным стратегом и непогрешимым игроком и с которой он встречался при жизни Цезаря, за прошедшие годы превратилась в охваченную тревогой женщину, постоянное беспокойство которой не могло не оказать негативного влияния на ее аналитические способности и талант предвидения. Короче говоря, эта хищница уже ранена.