Клеопатра

Только теперь Антоний понял, что его партия проиграна. Проявив большое душевное благородство, он разделил между своими друзьями часть военной казны и отпустил этих людей[113]. В остальном он придерживался линии, которую выработал еще до сражения: взял курс на Киренаику, чтобы там присоединиться к оставшимся у него легионам. Видимо, именно во время этого плавания он и впал в прострацию: сидел, как рассказывает Плутарх, одинокий и молчаливый на носу судна, охваченный тем же оцепенением, которое парализовало его в первые часы после убийства Цезаря.

Или это была форма медитации — единственный способ сосредоточиться и принять, наконец, столь трудное для него решение о необходимости расстаться с царицей? Такое тоже возможно, ибо не успел флот встать на якорь у берегов Киренаики, как супруги разделились: Антоний остался на месте, в маленьком городке с названием Паретоний[114], чтобы там дожидаться своих легионов, тогда как Клеопатра предпочла вернуться в Александрию. Впервые за последние два года их пути разошлись — и, очевидно, на сей раз никаких ссор между ними не было.

Следует ли искать объяснение происшедшему в той стене молчания, которой Антоний, еще на борту корабля, сумел отгородиться от царицы? Палуба судна, качающегося на волнах, действительно является не совсем подходящей сценой для трагической актрисы: в этом тесном пространстве трудно двигаться, варьировать эффектные приемы — крики, жалобы, гнев, слезы, — которыми так виртуозно владеет Клеопатра. Однако она никогда не допускала, чтобы кто-то навязывал ей правила игры, — и менее всего готова была позволить подобное Антонию. Поэтому можно предположить, что, столкнувшись во время плавания с его упорным молчанием, она мудро решила на этот раз оставить его в покое и уехала в Александрию одна, уверенная, что рано или поздно Антоний непременно вернется к ней.

Подобная тактика имела и еще одно преимущество: пока они будут в разлуке, она может попытаться вступить в переговоры с Октавианом; она всегда умела играть на нескольких досках одновременно — почему же ей не попробовать, как в период борьбы триумвиров с Брутом и Кассием, потянуть время, маневрируя между побеждающим и проигрывающим? Это даст Антонию передышку, он соберет своих людей. А потом наступит момент, когда он захочет возобновить борьбу; и в тот день, хотя бы потому, что столкнется с необходимостью платить жалованье своим солдатам, он обязательно вспомнит о ней.

Значит, нынешняя разлука — всего лишь несчастливый период, который вскоре закончится, нужный для того, чтобы Антоний, побыв в одиночестве, снова почувствовал вкус к жизни. А жить, она это знает, он может только рядом с ней.

Если же вдруг ее супруг и возлюбленный поддастся противоположному желанию, уступит зову смерти, тогда тем более он не сможет обойтись без нее.

ОБЩЕСТВО СТРЕМЯЩИХСЯ К СМЕРТИ (сентябрь 31—1 августа 30 г. до н. э.)

Она, как всегда, не пожелала уронить своего достоинства. И прибегла к испытанному средству: к театральному зрелищу. Прежде чем войти в александрийский порт, повелела украсить свой флот, как украшают победившую армаду. Вдоль бортов, снастей, мачт ее матросы натянули длинные гирлянды цветов. Она набрала певцов, флейтистов; и когда корабли огибали Фарос, до берега долетали звуки триумфальных песнопений.

Тем не менее вернувшись во дворец, царица сразу поняла, что горожане недовольны; некоторые из них, люди далеко не глупые, кричали, что при Актии она, как какая-нибудь мелкая рыбешка, попалась в расставленные сети, что Октавиан уже марширует по землям Востока и очень скоро Александрия подвергнется осаде. Царица быстро узнала имена подстрекателей, они были арестованы и казнены, а их имущество конфисковано. Затем она решила собрать дополнительные налоги.

Через несколько недель все поняли, для чего это было нужно: на верфях срочно изготавливали специальные клети для транспортировки судов. Флот уже стоял на якоре у перешейка, отделяющего Средиземное море от Красного. Туда привезли и эти машины. На них погрузили первые корабли и волоком потащили к противоположному концу перешейка: царица собралась бежать в Индию.

Бежать по морю, вместе со своей армией, своими детьми, своими министрами и, главное, своими сокровищами: она уже знала, что время для этого у нее есть, ибо в Риме, в отсутствие Октавиана, вновь начались волнения. Плебс, как всегда голодный, требовал хлеба, а легионеры — свое жалованье за актийскую кампанию. Агриппе и Меценату нечем было с ними расплатиться, они торопили Октавиана с возвращением, так как считали, что только его присутствие может успокоить солдат.