Клеопатра: История любви и царствования

Она не могла отступать. Исход ее жизни был решен в тот момент, когда она дала себе клятву не отпускать Антония, удерживая его любой ценой. В день свадьбы своего возлюбленного и Октавии, лежа почти без чувств от горя, она говорила с Исидой и обещала посвятить свою жизнь непримиримой борьбе за благополучие свое семьи, своих детей. Ничто не могло встать у нее на дороге без риска быть уничтоженным. Именно тогда она и обрекла себя на войну. Как могла она, хладнокровный, расчетливый политик, смешать в один момент любовь и власть, величие страны и собственное величие, желание власти и желание плоти?

Она без колебаний уничтожала своих единокровных братьев и сестер, убирая их с дороги к трону, она пережила изгнание отца и его смерть, она вынесла, не ропща, собственную опалу и убийство Цезаря. Испытывала ли она когда-нибудь угрызения совести? Являлись ли ей в страшных снах убитые ее беспощадной рукой противники?

Она играла и выигрывала до сей поры и продолжала играть, чтобы в очередной раз выиграть.

Былые победы Антония поддерживали в ней веру. Он умел талантливо организовать атаки, он умел воспользоваться малейшей ошибкой своего противника, но он оставался больше тактиком, чем стратегом. Самые великие из битв были разработаны Цезарем.

Сейчас же ситуация складывалась не в пользу Антония, несмотря на преимущество в количестве воинов. Его сухопутная армия лишь немного превышала армию Октавиана, зато пятьсот кораблей были совершенно не готовы к битве, так как не имели достаточно вооружения, половина из них – суда транспортные.

И все же Клеопатра упорно не желала видеть приближение катастрофы, неверно оценивая ситуацию, которая изменялась тем временем только к худшему.

Она жила в лагере уже пять месяцев. Царице трудно было поначалу сделать свое пребывание здесь естественным для всех. Она приспосабливалась к лагерному порядку, к твердой, подчас суровой, военной дисциплине.

Своей решительностью и здравомыслием она добилась того, что ни одно решение не принималось без ее согласия. Она отчаянно сопротивлялась страху, трудностям, болезням. Вот и сейчас Антоний созывал военный совет, и за ней уже пришел солдат, чтобы проводить в палатку Антония, а Клеопатре нездоровилось. Силы, казалось, готовы покинуть женщину, но она изо всех сил старалась улыбаться и сохранять спокойствие и красоту.

В палатке собрались все те, кто мог решить исход приближающегося боя. Первым взял слово Деллий, ближайший друг Антония. «Странно, – отметила про себя Клеопатра, – Антоний, должно быть, совсем устал, если не начинает сам совет. Или случилось что-то такое, о чем я еще не знаю?» Но Деллий начал не со стратегических вопросов: «Я хочу обратить твое внимание, Антоний, на некоторые обстоятельства, о которых мы предпочитаем умалчивать. В лагере умирают десятки солдат каждый день. Мы не можем остановить болезни. Лекари не справляются даже с самыми легкими недугами, условия слишком сложные. От малярии, дизентерии нет спасения. Людям не хватает воды и хлеба. Причем, по сведениям из вражеского лагеря, туда регулярно поступает провизия. Солдаты готовы дезертировать, даже не опасаясь смертной казни. Среди твоих воинов поселилось отчаяние. Греки, на которых мы возлагали надежды на помощь продовольствием, забыли, наверное, что являются подданными Рима. Они не желают голодать только из-за того, что желудки солдат пусты. Мы рискуем нажить себе еще врагов, кроме тех, кого уже имеем».

Следующим выступал командир пехотинцев, на которых Антоний возлагал большие надежды: «Агриппа, которому мы так неосторожно отдали Корфу, захватил уже большую часть твоих фортов, Антоний. Под его властью теперь греческие Левкада, Итака, Кефалления, Коринф, Закинф. Переметнулась к нему и Спарта. Пока еще хранит тебе верность Крит, но мы не может рассчитывать на его помощь, так как среди жителей есть и твои соратники, и противники. Из всех позиций только одна осталась достаточно надежной – залив на юге Пелопоннеса. Боле того, только что донесли, что Октавиан собирается пересечь море и продвинуться в залив, где стоит на якоре твой флот. Пора принимать решение, Антоний. Мы можем быть блокированы и оказаться осажденными в своем же лагере».

Клеопатра понимала, что никакое решение не сможет сейчас кардинально исправить положение. Единственное оружие оставалось у нее – смех. Она шутила и продолжала шутить даже в безвыходной ситуации. Антонию это поможет не упасть духом, а ей – заглушить голос разума. Она мстила этим Октавиану, до которого доходили слухи о ее насмешках над ним – победителем! Даже теперь, когда опасность приняла вполне осязаемую форму и Антоний не нашел, что ответить свои военачальникам, она стала отпускать в адрес и самого Антония, и Октавиана полуприличные шутки, до того остроумные, что даже хмурые солдаты улыбнулись. Но одно дело – поднять боевой дух, другое – предотвратить катастрофу. Этого уже не мог сделать никто.