Клеопатра с парашютом

Через десять минут, пытаясь унять дрожь в ногах, я стояла на улице с почти неподъемными торбами. И мне стало понятно, что испытывает бездомная собака, когда озирается в толпе прохожих. Но пес может переночевать на стройке, заползти в гараж или устроиться в подвале. Девушке в таком случае сложнее.

Пришлось набрать номер Кошечкина.

– Кирилл, мне очень неловко, но хозяин велел освободить квартиру сегодня, – виновато забубнила я в трубку. – Можно мне…

– Нет проблем, – перебил стилист, – приезжай. Уже ставлю чайник. Эй, а ты на чем поедешь? Стой смирно, говори адрес, прикачу за тобой.

Воспоминание о байке Кирюши заставило меня поежиться. Очень мило со стороны гиганта-парикмахера предложить мне помощь, но я не готова мчаться по улицам города на его двухколесном монстре, поставив на голову сумищи.

– Спасибо, меня подбросит сосед.

– Ладно, – прозвучало в ответ, – жду.

Дом Кошечкина находился в центре. Плохо говорящий на русском таксист заломил непомерную цену, но после интенсивного торга сбавил ее вдвое и всю дорогу пытался говорить мне комплименты. А притормозив у нужного подъезда, шофер расплылся в улыбке:

– Денег нэ надо. Можно без них. Договоримся, а?

Я бросила на переднее сиденье купюру и приоткрыла дверцу.

– Ай-ай! Такой глупый дэвушка! – зачастил водитель. – Нет мужчина, да? Я – твой мужчина. Договоримся, а?

Вдруг дверца резко распахнулась, и я, не ожидавшая столь легкой победы над ржавой створкой, выпала из такси прямо к ногам Кошечкина.

– У этой девушки с мужчиной порядок, – гаркнул Кирюша, слышавший слова водителя. – У, ты, зая, наглый какой! За это можно и по ушам схлопотать!

Таксист примолк, втянул голову в плечи и больше не произнес ни слова. Зато стилист оказался весьма говорлив.

– Ну, ты и глупая, зая! – ворчал он на меня, вытаскивая сумки из багажника. – А я, дурак, поверил про соседа-то… Влезла в шайтан-машину, додумалась! Нельзя к ним даже приближаться! Ты хоть видела, на чем катила? Железо с помойки!

– Больше никто не останавливался, – вздохнула я, семеня за Кириллом.

– Супераргумент! – обрадовался он. – Вот нет у тебя шампуня, а есть хозяйственное мыло. Что ж, им волосы будешь мыть?

– Навряд ли, – улыбнулась я.

– То же и с такси! – заявил Кирюша. – В жизни никогда нельзя кидаться на дерьмо. Жди хорошего!

– Не хотелось стоять до полуночи на дороге, – оправдывалась я, поднимаясь по лестнице.

Кошечкин толкнул плечом дверь.

– Давай смелей!

Но я замерла. Перед моими глазами открылся длинный, как тоннель под Ла-Маншем, коридор, оклеенный разными обоями.

– Не тормози! – приказал Кирюша и втолкнул меня внутрь.

– Это коммуналка? – робко спросила я, двигаясь мимо бесконечных дверей.

– Нет, – сообщил байкер-парикмахер, – отдельные квартиры. Раньше тут было общежитие военного завода, но в девяностые предприятие стало умирать, и директор, отличный мужик, напоследок сделал сотрудникам подарок – переоборудовал общагу в отдельное жилье, где и прописал весь народ. У меня здесь две квартиры. Запоминай дорогу. Три раза налево, четыре направо, один раз вниз по лестнице, два вверх и опять бери левее. Не перепутай, коридор ветвится, там другие люди живут. Во, наша дверь. Мы от всех отгородились, у нас коллектив сплоченный.

– Мне кажется, мы дошли уже до мавзолея, – хмыкнула я. – Выгляну в окно – и увижу Красную площадь.

Кошечкин отворил железную дверь, и передо мной вновь оказался коридор. Но довольно узкий и короткий, и заканчивался он аркой, за которой горел свет.

– Тебе сюда, – заявил Кирюша и открыл хлипкую невзрачную дверь белого цвета, какие бывают в небогатых офисах.

Я сделала глубокий вдох. Однако квартирка-то интересная. Представьте себе купе поезда, в котором одна верхняя полка, а вместо нижней – столик и две табуретки. Окно маленькое, круглое, находится под потолком, у стены под ним расположен комод, кокетливо прикрытый самовязаной кружевной салфеткой, подозреваю, что ее сплели лет за пятьдесят до появления на свет Белки. На противоположной от койки стене прибиты крючки и висит занавеска. Это своеобразный шкаф – повесишь одежду на загогулины, задернешь шторку, и порядок.

– Ванная! – торжественно заявил Кирюша, открывая крохотную дверь, вроде тех, что делают в загородных домах владельцы собак, чтобы они сами могли выйти на прогулку. – Немного неудобно с непривычки, но потом приспособишься. Наклоняйся и вползай.

Я согнулась почти пополам и втиснулась в кубатуру, напоминающую поставленный на попа гроб. С низкого потолка торчала головка душа, из стены выглядывал кран, над ним висела полочка, в углу скромно жался унитаз, рассчитанный на не очень крупного гномика.

– Раковины нет, – крикнул Кирилл из «комнаты», – без нее пользуйся краником. Лей воду прямо на пол, не стесняйся, она утекает в слив. Ну как?

– Круто! – ответила я и, встав почти на четвереньки, выбралась наружу. – А где кухня?

Кошечкин поманил меня рукой.

– Снаружи. На четыре наши квартиры одна. Но далеко бежать не придется.