Клеопатра Великая. Женщина, стоящая за легендой

В Испании он познакомился со многими местными женщинами в компании своего начальника штаба, такого же женолюба, как и он сам. Ходили упорные слухи, что Цезарь, когда находился в Вифинии, даже имел интимную связь с ее царем Никомедом. Цицерон цинично поведал, «как царские служители отвели Цезаря в опочивальню, как он в пурпурном одеянии возлег на золотом ложе и как растлен был в Вифинии цвет юности этого потомка Венеры» [195]. Его легионеры изрядно позабавились по этому поводу, как и молодой поэт Катулл, который, как писал историк Майкл Грант, назвал Цезаря «Ромулом, любящим мужчин», за что по настоянию отца ему пришлось извиняться.

И все же несмотря на то, что Цезарь приобрел репутацию «мужа всех жен и жены всех мужей» [196], большинство римлян, наверное, хорошо запомнили, как был соблазнен их замечательный полководец. Утверждая, что Клеопатра «тайно от цезарских глаз пробралась во дворец Эмафий-ский; это Египта позор, <…> Рима распутная смерть» [197], они упускали из виду тот факт, что она просто вернулась к себе домой. Раздувая тему «развратной царицы», они отзывались о ней как о «женщине, состарившейся среди своих рабов» [198], говорили, что «она была так развратна, что часто проституировала, и обладала такой красотой, что многие мужчины своей смертью платили за обладание ею в течение одной ночи» [199]. Не желая проходить мимо столь сенсационных фактов, современные историки продолжают утверждать, что Клеопатра «обладала даром гетеры и мастерски пользовалась им» [200].

Хотя замечание историка Б. Уоттерсона в его книге «Дом Гора в Эдфу», что Клеопатра «хотела, торгуя своим телом, добиться политических целей», совершенно несправедливо в отношении Цезаря или любого другого лидера, политические вопросы матримониального содержания, конечно, стояли на повестке дня в ту ночь. Вполне возможно, что Цезарь хотел последовать примеру своего предка, троянского Энея, родоначальника Рима, чей бурный роман с Дидоной, основательницей Карфагена, привел к союзу, основанному на соединении сердец. Его, бесспорно, влекло к Клеопатре то обстоятельство, что она была одной из немногих оставшихся в живых потомков Александра Великого [201]. Как выдающийся филалександротат,«возлюбивший Александра», Цезарь, несомненно, строил планы в отношении не менее притягательного потомка своего героя. Поскольку тема будущих династий вполне могла возникнуть в ходе разговора Цезаря и Клеопатры с глазу на глаз, их тянуло друг к другу в силу случайно сложившихся обстоятельств, и они, изолированные во дворце от внешнего мира, за одну ночь стали самыми близкими союзниками.

Убедившись во всех способностях и достоинствах Клеопатры, Цезарь отменил все распоряжения Помпея о ее отстранении от трона, и до наступления утра она была полностью восстановлена в своих правах. Поскольку Цезарь сам заявляет, что он «всячески старался в качестве общего друга и посредника уладить спор между царем и царицей» [202], многие историки сомневаются, что у него была романтическая привязанность к ней. Для доказательства они ссылаются на то, что он редко упоминает ее в своих записках — только два раза по имени, и то в третьем лице. Но в этом случае игнорируется другой факт: Цезарь всегда писал от третьего лица и в таком же объективном стиле. Поскольку все им написанное служило пропагандистским целям, сентиментальная проза была бы совершенно неуместной, и он никогда не предавался эмоциям в своем труде.

Поэтому о чувствах Цезаря к Клеопатре следует судить по его действиям, а они говорят о многом. Прекрасно зная, что александрийцы не хотят ее возвращения, поскольку Потин настроил их на этот лад, а силы Птолемея XIII, превосходящие римские, только придали им уверенности, Цезарь пошел на большой риск, вернув ей трон. Когда на следующее утро ее брат явился к Цезарю во дворец и увидел свою презренную сестру в обществе римлянина, то пришел в такую ярость, что выбежал из дворца, сорвал с головы диадему и швырнул на пол. Подстрекаемый Потином, фараон кричал, что его предали, и взбудоражил предсказуемых александрийцев, которые снова настроились штурмовать дворец.

Но на этот раз Клеопатре не пришлось бежать из дома, гонимой толпой, ее спасло прославленное красноречие Цезаря. Выйдя со спокойным видом к толпе, он театральным жестом достал завещание Птолемея XII, несомненно, найденное с помощью Клеопатры предыдущей ночью. По-гречески, без запинки он зачитал содержание, из которого следовало, что брат и сестра должны править вместе, и Авлет просил Рим быть гарантом, его воля будет исполнена, а он, Цезарь, как римский консул, намерен выполнить волю покойного царя.