Клеопатра Великая. Женщина, стоящая за легендой

Чтобы подчеркнуть тесную связь со страной, Клеопатра надевала красно-белую корону объединенного Египта вместо простой македонской диадемы. Еще одним традиционным головным убором, которому она отдавала предпочтение, когда выходила к своим египетским подданным, была древняя корона бога земли Геба, представлявшая собой бараньи рога Амона и рога коровы, солнечный диск и два длинных пера Исиды-Хатхор. Корона отражала статус «дочери Геба»: Геб, будучи отцом Исиды, символизировал связь Клеопатры с богиней. Обе короны и титул связывали ее и с тремя предыдущими женщинами-фараонами: Арсиноей II, Нефертити и Хатшепсут.

Помимо причудливых корон, не менее важным элементом царственной внешности Клеопатры являлись ее волосы; за ними ухаживала искусная служанка Ирада. Хотя для появления перед египетскими подданными новой царице требовались довольно неестественно выглядевшие парики из длинных прямых волос, традиционно разделенных на три части, в повседневной жизни Клеопатра предпочитала более практичную прическу «арбуз». Чтобы сделать ее, волосы зачесывали назад прядями, напоминающими полоски на арбузе, и затем закалывали в пучок на затылке. Такая прическа, которую всегда носили Арсиноя II и Береника II, уже почти два века как вышла из моды, но Клеопатра возродила ее; правда, в отличие от своих предшественниц она не скрывала ее под накидкой из тонкой ткани. И хотя обе царицы имели светлые волосы, как Александр, Клеопатра была огненно-рыжая, если судить по портрету женщины с царской диадемой и египетскими заколками в волосах, в которой признали Клеопатру.

Ее волнистые рыжие волосы, собранные на затылке в пучок в виде прически «арбуз» и увенчанные царской диадемой наподобие обруча, могли дополняться скромным греческим платьем. Однако роль Клеопатры в египетском мире требовала участия ее придворной дамы-модельера Хармионы в создании замысловатых костюмов древнего фасона — традиционных по стилю, обтягивающих, из тончайшей ткани, с украшениями из золотых блёстков, драгоценных камней, бисера и перьев. Птолемеевским женщинам особенно нравилось платье из переливчатых перьев грифа; крылья птицы обхватывали торс и живот, как бы защищая часть тела, ответственную за детородную функцию.

В начале своего правления, дабы подчеркнуть сходство с отцом и провести параллель между его титулом «Новый Дионис» и своим — «Новая Исида», Клеопатра, вероятно, носила такие же одежды, в каких изображалась сама Исида. В дальнейшем Клеопатра «звала себя Новою Исидой» и, «когда появлялась на людях, была в священном одеянии Исиды»[127]: поверх традиционного белого платья, которое носили как богини, так и служители культа, надевалось черное одеяние, превращавшее ее в «царицу в черном», подобную Исиде. Ее «черные покровы»[128] переняли жрецы меланефоры, «носители черного». Благодаря закрепителям краски, изобретенным Птолемеями, спокон веков не совсем белое египетское полотно становилось цвета морской волны, фиолетовым, огненно-красным и малиновым. Сама Исида, по представлениям египтян, носила широкий черный плащ, а под ним была одежда «многоцветная, из тонкого виссона <…>.

Но что больше всего поразило мое зрение, так это черный плащ, отливавший темным блеском. Обвившись вокруг тела и переходя на спине с правого бедра на левое плечо, как римская тога, он свешивался густыми складками, а края были красиво обшиты бахромою»[129].

Хотя греки поклонялись богине как Исиде, египтяне продолжали называть ее Асет, чье имя, означающее «трон», отражало ее роль в сохранении основ царства. Птолемеи, давно осознавшие это, воздавали мольбы «Исиде Великой, божьей матери, всемогущей царице богов, без которой никто не смеет войти во дворец, по чьей воле цари восходят на трон»[130]. Восприняв сущность каждой богини, Исида стала «Мирионимой», то есть «многоименной», а ее главенство над божествами и монархами позволило Клеопатре как новой Исиде претендовать на власть и в бренном, и в божественном мире.

Самым эффективным способом соединиться с подданными, в большинстве своем неграмотными и плохо воспринимающими или вовсе не воспринимающими официальные изображения в храмах, было бы появление перед ними величественной, но сразу же узнаваемой. Далекая от того, чтобы походить на бессловесного истукана на золотом троне, Клеопатра говорила с ними на их родном языке — первой из монархов за три столетия со времен последнего урожденного египетского фараона Нектанеба II. Египтянами она воспринималась отнюдь не македонянкой, разговаривающей только на греческом со Средиземноморским миром, а подлинным фараоном, прямо общающимся с ними на их нильской земле. Ее дело — это их дело, и своим активным участием в совершении обрядов, с давних времен служивших опорой их страны, она добилась их верности.