Клеопатра: Жизнь. Больше чем биография

Вскоре после встречи с Клеопатрой Цезарь закончил работу, которую мы сегодня знаем под названием «Гражданская война». О нынешних же событиях – о них рассказывается в труде «Александрийская война» – он, должно быть, пишет практически в режиме реального времени. Есть предположение, что он прервался там, где прервался, – на побеге Арсинои и убийстве Потина – по причинам литературным или политическим [32]. Цезарь не мог спокойно писать о делах западной республики, сидя в восточном дворце. К тому же в данной точке повествования он хоть и коротко, но был в выигрышном положении. И, надо полагать, времени писать у него становилось все меньше, а стресса – все больше. Да, это был человек, который диктовал письма прямо со своего места на стадионе, и мог сочинить серьезный текст, длинную поэму, по пути из Галлии в Испанию. Однако убийство евнуха Потина всколыхнуло оппозицию, к которой теперь примкнули женщины и дети города. Им не нужны плетеные заграждения или стенобитные орудия: они отлично выражают свое отношение с помощью рогаток и камней. Град самодельных снарядов стучит по стенам дворца. Бои вспыхивают днем и ночью, в Александрию регулярно прибывает подкрепление, в том числе палатки и разных размеров катапульты. Гигантские баррикады, возводимые по всему городу, превращаются в укрепленный лагерь.

Из осажденного дворца Цезарь имеет возможность воочию наблюдать то, что создало Александрию и из-за чего ею так трудно управлять: безграничную изобретательность и остроумие ее жителей. Его воины в восторге и одновременно в шоке: оригинальное мышление считается прерогативой римлян, а тут александрийцы на глазах возводят десятиэтажные осадные башни на колесах. Тягловые животные перевозят эти гигантские сооружения по прямым мощеным улицам города. Особенно римлян потрясают две вещи: в Александрии все делается быстрее, а горожане, оказывается, – первоклассные подражатели. Они постоянно на шаг позади Цезаря. Как написано в «Александрийской войне», один военачальник позже вспоминал: «[Они] воспроизводили все, что видели у нас, с такой ловкостью, что, казалось, именно наши люди подражали их работе, да многое они и сами изобретали». С обеих сторон на кону стоит национальная гордость. Когда Цезарь переиграл александрийских мореплавателей в сражении, они были ошеломлены, но вскоре опомнились и бросились строить новый флот. На тайных верфях стояло несколько старых кораблей, уже непригодных к плаванию. В дело пошли колоннады и крыши гимназиумов – их бревна превратились в весла. Всего через несколько дней уже полностью укомплектованы и готовы к бою двадцать две квадриремы и пять квинквирем, а заодно и суда поменьше. Как по волшебству у египтян вдруг появились военно-морские силы, вдвое превосходившие римские [33].

Не устают римляне поражаться и способности александрийцев к хитрости и вероломству, что в разгар вооруженного конфликта можно расценивать как высшую похвалу. Словно желая оправдать эту репутацию, бывший наставник Арсинои Ганимед, ныне новый царский командующий, отправляет своих людей рыть глубокие скважины: они осушают подземные хранилища пресной воды и заполняют их морской водой, пить которую невозможно. (Ганимед может знать, а может и не знать, что такой же трюк в свое время Цезарь использовал в борьбе с Помпеем.) Римляне в панике. Не лучше ли немедленно отступить? Цезарь успокаивает своих бойцов: пресная вода должна найтись неподалеку, около океанов всегда есть ключи. Один из них бьет прямо под стенами дворца. Что касается отступления, то это не вариант: легионеры не смогут добраться до своих кораблей живыми. По приказу Цезаря всю ночь роется траншея, и это правильное решение: доступ к питьевой воде быстро восстановлен. Однако верным оказывается и другое. Александрийцы обладают острым умом и неограниченными ресурсами, а главное – самой серьезной мотивацией: они бьются за свою независимость. У жителей города сохранились очень неприятные воспоминания о Габинии, том самом военачальнике, который вернул Авлета на трон. Не сумей они сейчас выгнать Цезаря – и Александрия станет римской провинцией. Цезарю остается лишь убеждать своих людей сражаться с таким же азартом.