Она уже шла по тонкому льду, и дважды в следующем году попала в ловушку, погубившую ее отца. В конце июня 50 года до н. э. двое сыновей римского наместника в Сирии приехали в Александрию, чтобы уговорить войска, восстановившие Авлета у власти, вернуться в строй – в них нуждались кое-где еще. Однако солдаты не хотели уезжать из Египта, где Авлет хорошо оплачивал их службу и где многие обзавелись семьями. Они красноречиво отклонили приглашение, убив обоих сыновей наместника. Клеопатра могла бы сама совершить правосудие, но решила порадовать Рим красивым жестом: заковала убийц в цепи и отослала их в Сирию. Такой ход, она не могла не понимать, неминуемо будет стоить ей поддержки армии. И все равно продолжала принимать непопулярные решения. Рим просил Александрию о военной помощи с той же регулярностью, с какой сам получал просьбы о вторжении куда-то во имя восстановления какой-нибудь монархии.
Эта помощь оказывалась далеко не всем, но именно для подобных случаев Авлет в свое время и заручился поддержкой Помпея, предоставив ему войска. В 49 году до н. э. сын Помпея обращается с такой же просьбой к Клеопатре, потому что его отцу необходимо подкрепление в борьбе с Цезарем. И Клеопатра честно выделяет ему зерно, солдат и флот – во время, напомним, жестокого продовольственного кризиса. Это стало ее «Кипром». За пару месяцев ее имя исчезает из всех официальных документов, а сама она спасается бегством, и через какое-то время встает лагерем в Сирийской пустыне с отрядом наемников.
Вскоре после явления Клеопатры в октябре 48 года до н. э. Цезарь переезжает с царской виллы во дворец. Каждое поколение Птолемеев пристраивало к обширному дворцовому комплексу что-то свое, великолепное и в плане дизайна, и в плане отделки. Слово «фараон» на древнеегипетском означало «величайшее домохозяйство», и уж тут Птолемеи развернулись. Одних только гостевых комнат во дворце насчитывается больше сотни. Окна Цезаря выходят на роскошный парк с фонтанами, статуями и домиками для гостей; сводчатая галерея ведет к театру, стоящему на возвышенности. По части великолепия ни один эллинистический монарх не мог соперничать с Птолемеями, постоянными потребителями персидских ковров, слоновой кости и золота, черепахового панциря и меха барса. Как правило, все, что можно было украсить, было украшено – гранатами и топазами, эмалью, прекрасной мозаикой, золотом. Кессонные потолки инкрустировались агатом и ляпис-лазурью, двери из кедра – перламутром, тяжелые ворота сияли золотом и серебром. Коринфские капители колонн покрывала слоновая кость. Дворец Клеопатры изобиловал всеми драгоценными материалами, известными тогда человеку.
В общем, Клеопатра и Цезарь устроились вполне неплохо – насколько вообще возможно неплохо себя чувствовать в осажденном здании. Хотя ни экстравагантная посуда, ни шикарные интерьеры не могут отвлечь их от очевидного: Клеопатра – фактически одинокая в этом городе – жаждет вовлечь римлянина в египетские дела. Крики протеста и улюлюканье, долетающие снаружи, уличные потасовки, свист летящих камней – все это подталкивает его к принятию решения. Самое яростное сражение происходит в гавани, которую александрийцы пытаются взять в окружение. Первым делом они поджигают несколько римских грузовых судов. Флот, одолженный Клеопатрой Помпею, уже вернулся домой. Обе стороны борются, чтобы заполучить эти пятьдесят квадрирем и квинквирем – больших боевых кораблей с четырьмя и пятью рядами весел соответственно. Цезарь не может допустить, чтобы корабли попали в руки врага, пока он ждет подкрепления, просьбы о котором послал во всех направлениях. Однако укомплектовать их людьми тоже не может. Противник серьезно превосходит его в силе и выгоднее расположен географически. В отчаянии Цезарь поджигает стоящие на якоре корабли. Реакцию Клеопатры, наблюдающей за скользящим по тросам и палубам пламенем, трудно себе вообразить. Ей некуда деться от едкого смолистого дыма, наполнившего ее сады. Огонь полыхает почти всю ночь. Возможно, именно в этом огне погибает часть Александрийской библиотеки [30]. Не может она пропустить и ожесточенную битву, предшествующую пожару, на которую сбегается поглазеть весь город: «А в Александрии все без исключения – как наши, так и горожане – перестали думать о шанцевых работах и о боях друг с другом, но бросились на самые высокие крыши, выискивая везде, откуда открывался вид, удобные пункты, чтобы следить за боем; в молитвах и обетах они просили у бессмертных богов победы для своих соотечественников»[51]
[31]. Посреди неразберихи и ажиотажа войска Цезаря захватывают знаменитый маяк на Фаросе. Цезарь позволяет им немного помародерствовать, а затем ставит на скалистом острове гарнизон.