Клеопатра

Проклятье Габинию. Проклятье Помпею. Рабирию. Цицерону. Юлию Цезарю. Всем этим властителям мира, которые причинили ее отцу и ее народу так много страданий. Этим варварам, которые заставили потомков Александра простираться ниц и лить слезы. «Богиня, святая дева, которая правит безграничными землями, взгляни на меня. Я из рода Александра, из самого высокого и благородного греческого рода. Мы твои подданные, твои избранные, твой народ. Покинь этих римлян, которые похищают у нас все: наши деньги, наши поэмы, наше искусство и самих наших богов. Разве они не называют тебя Дианой? Кто такая Диана, как не римский вымысел, опошление чего-то возвышенного, что искони принадлежит грекам? Владычица, я прошу тебя, объединись со своими собратьями-богами и защити нас, твой изначальный и истинный народ, служащий тебе».

Жрица подняла голову, завершив свою молчаливую молитву, и посмотрела в глаза царевне.

— Царевна, богиня приняла твои мольбы и твою жертву. Все, что ты просила, осуществится.

Часть третья ДВА ЦАРСТВА ЕГИПЕТСКИХ

ГЛАВА 16

— Береника Четвертая, ты обвиняешься в убийстве своей мачехи, Клеопатры Шестой Трифены, захватившей трон, и в незаконном присвоении власти. Далее, ты обвиняешься в убийстве философа Деметрия и евнуха Мелеагра. Что ты на это ответишь? Виновна ты или невиновна?

— Мелеагр совершил самоубийство, — возразила Береника.

Ее черные траурные одеяния резко выделялись на фоне холодного мраморного помоста, предназначенного для обвиняемых. Она срезала свои каштановые локоны как погребальное приношение своему супругу, врагу государства, тело которого все еще не было похоронено. Лишенная волос, оружия и украшений, она казалась Клеопатре еще более властной и сильной, нежели прежде. Как будто обнажилась сама сущность Береники, источник ее силы.

— Это не ответ, — рявкнул на нее судья.

Клеопатра сидела рядом с Архимедом, вытягивая шею, чтобы заглянуть ему через плечо и увидеть лицо отца. Царь наблюдал за процедурой суда со своего обычного места в ложе, где его окружали те, кого Габиний именовал «самыми верными сторонниками» Авлета. В том числе — римский ростовщик Рабирий, который тут же прибыл в Александрию, дабы лично убедиться в том, что долги будут ему возмещены. Рабирий был облачен в просторные греческие одежды, нарумяненное лицо с отвислыми щеками обрамляли неуместно длинные локоны, на которых еще видны были складки от завивочных щипцов. Рядом с воином Габинием, похожим на высеченное из гранита изваяние, он смотрелся странно. Они напоминали чету давно состоящих в браке супругов, которые, старея, делались все более разными: один — толстый, неумеренно пользующийся белилами и румянами, другой — тощий, с кожей, напоминающей коричневый, грубый пергамент.

Береника склонила голову набок, словно изумленная кокетка:

— Разве имеет значения, что именно я отвечаю? Этот суд — комедия, разыгранная на потеху моему отцу. Я не стану отвечать. Я ни в чем не буду оправдываться перед этим ублюдочным царем.

— Я дам тебе еще один шанс оправдаться и спасти себя. Береника Четвертая, какие оправдания ты можешь привести суду?

Не обращая внимания на судью, Береника повернулась к царю:

— Как же ты глуп, отец! Я знаю о тех деньгах, которые ты заплатил этому римлянину за мое свержение. Думаешь, ты — первый Птолемей, с которым он вел переговоры, дабы набить свои карманы нашим золотом? — Она помахала рукой Габинию, словно напоминая ему о давнем знакомстве, а потом продолжила: — Давайте покончим с этой пародией. Отец мой, послушай: мы с Габинием состояли в постоянной переписке с тех пор, как он оставил Рим и занял пост губернатора Сирии. Этот римлянин желал, чтобы я вышла замуж за одного из сирийских регентов, дабы он мог постоянно выуживать золото из наших сокровищниц. И я сделала это — я вышла замуж за Селевка, никудышного царского ублюдка, очень похожего на тебя. Но он был груб и невежествен, он оказался недостоин моего ложа, так что мне пришлось избавиться от него. И все же Габиний желал вести со мной дела — до тех пор, пока я соглашалась платить. Ты ведь знаешь, как работает эта система, верно, отец?

Негромкое бормотание донеслось из толпы, но гулкий голос Габиния перекрыл его:

— Неужели никто не заставит эту девку умолкнуть и не прервет поток лжи? Владыка, — обратился он к царю, — ты, несомненно, не должен позволять предательнице и далее вести свои ядовитые речи и превращать суд в непристойное зрелище.

— Обвиняемая может продолжать, — вмешался судья, — если только царь не желает возразить.

— Нет-нет, — промолвил Авлет. — Я весьма заинтересован ее показаниями. Пусть продолжает.

Рассерженный Габиний уселся на место и начал сетовать, обращаясь к соседям, которые, впрочем, куда больше желали услышать версию событий, рассказанную Береникой, а не занудное негодование полководца.