Клептоманка. Надкусанное яблочко

Но вот из-за поворота показалась бревенчатая изба над извилистой речкой. Машина заехала на пригорок, и пассажирке открылся вид на деревню. С колодцами, с разбросанными там и сям домами, с коровниками, с поросятами, резвящимися в чёрной жирной луже, с перебегающими дорогу утятами вслед за мамой-уткой. И всё так чинно, спокойно, степенно, как двести лет назад.

Мать потерпевшей баба Шура жила в небольшом домике в самом начале деревни. Следователь долго стучал, собака надрывалась в лае, выслуживалась, пока из-за забора не появилась голова в чёрном платке грубой шерсти.

– Кого вам? – вместо приветствия спросила голова.

– Следственный комитет, – коротко представился Архипов.

– Ну, заходи, комитет, коли приехали.

Загорелая старушка с прочерченными морщинами на лбу, с руками, испачканными землёй, усадила гостей прямо во дворе за стол, накрытый пожелтевшей клеёнкой, с порезами, забитыми грязью и крошками.

– Чего хотели, комитет? – спросила полунасмешливо, полусерьезно баба Шура, брызгая водой себе на руки из железного скособоченного умывальника, прибитого к стене сарая.

– Про дочь Вашу, Илону Хабарову хотели спросить. С кем дружила, как росла, мужчины, друзья, враги. Нам всё интересно.

Мать села напротив гостей, положила перед собой кухонное полотенце, сложила на нём руки в замок.

– Илонка моя хорошей девочкой росла. Какие враги?! Что вы? Сама доброта. Всем сочувствовала, всем помогала.

Баба Шура замолчала, вспоминая.

– В школе с девочкой одной дружила. Всё бегали друг к дружке домой. Мама, мы математику решать будем вместе. Мама, мы на кружок пошли. А та девочка возьми и заболей. Да и умерла. Ох, Илонка плакала да убивалась. А потом слёзы вытерла. Лечить людей буду, говорит, чтоб они не умирали молодыми, а жили долго-предолго. Вишь, чё, а сама-то рано ушла на тот свет. Оставила дитё на меня. А я какая мать, какой воспитатель? Самой в могилу пора уже.

По щеке бабы Шуры побежала предательская слеза. Старушка стыдливо вытерла щеку. Нельзя раскисать. Нельзя.

– Ну, и поехала, значит, она в область. Готовилась, да. Но в медицинский институт не поступила. Конкурс не прошла. Расстроилась, а что делать. Пошла тогда в медицинское училище. На фельдшера выучилась да и вернулась. Не в деревню, нет. В Старград подалась.

– Сразу на работу устроилась? – спросил Архипов.

– Ага, сразу взяли. А чё ж не взять? Дипломированный специалист. На станцию скорой помощи устроилась, ездить по вызовам, значит, больных лечить. Тяжёлая работа, ох, тяжёлая, уставала дочка сильно. Со смены приедет, как доходяга последняя, лица нет, умоется да сразу спать ложится.

– А с первым мужем где она познакомилась? – поинтересовалась Регина.

– А там же и познакомилась, да. Хороший был мужчина, видный. Степанов его фамилия. Тоже дежурным врачом работал. Постарше её был. И женат.

– Она его из семьи увела что ли? – напрямую спросил следователь.

– Да что ты такое говоришь-то?! – воскликнула баба Шура и полотенцем махнула в Архипова. – Не уводила она никого. Степанов сам ушёл, а потом уже ухаживать начал и предложение сделал.

– А сейчас где его первая жена?

– Ой, не знаю. Илонка вроде говорила, она через год заграницу уехала. В Прибалтику что ли. Не знаю, в общем, не буду врать.

– Почему она развелась с первым мужем? – спросила Ростоцкая.

– Она не разводилась. Внучку мне родили, он и преставился. Сердце что ли было у него слабое, не помню, – махнула загорелой рукой баба Шура.

Калитка скрипнула, бабушка просияла, просветлела лицом, во двор вошла девушка-подросток, поздоровалась. Руслан и Регина проводили её долгим взглядом, пока она не зашла в дом.

– А почему внучка жила с Вами, а не с матерью? – спросила Ростоцкая.

– Кирилл – хороший человек, ничего плохого про него не скажу. Он даже приезжал, по хозяйству пытался помогать. Но квартирка маленькая, тесно всем, – сказала баба Шура и отвела взгляд в сторону.

Регина положила руку на загорелую ладонь хозяйки, и реальность растрескалась, а потом растаяла, и Ростоцкая погрузилась в воспоминания бабы Шуры.

Илонка уложила дочку спать и села рядышком на скрипучую ступеньку. Помочь некому, Кузьмича опять придётся просить починить крылечко. А Кузьмича без магарыча не допросишься. Самогонку надо опять варить.

– Чего-то ты смурная приехала, Илонка. Случилось чего?

– Не складывается у нас с Кириллом.

– Чего так? Не любит?

– Говорит, что любит. И я люблю. Но…

– Ой, доча, терпи. Така наша бабья доля. А внучка пусть у меня пока поживёт. Не будет вам мешать, глядишь, и совместных ребятишек народите. А?