Клетка

Сержио (со злобой). Естественно! Лучше, чем ты, который и пальцем не пошевелил ни разу, чтобы прокормить себя! (Сожалеет о сказанном.) Извини.

Кристьяно (не обращает внимания на слова Сержио). А еще какие рассказы ты прочел?

Сержио (мгновение думает). «Спать хочется». Девочка — прислуга, которая должна присматривать за хозяйским ребенком. Тот не переставая кричит, а ей страшно хочется спать после тяжелого рабочего дня. Она убивает ребенка, падает на мертвое тело и засыпает, наконец…

Кьяра (взволнованно). Ужасно! Ты мне его прочитаешь, Кристьяно?

Кристьяно. Потом. (Напряженная пауза.)

Сержио. Так ты на самом деле отказываешься от работы?

Кьяра. А сколько бы ему платили? (Выключает радио.)

Сержио. Посмотрим. Я не думаю, что слишком много, но… (Смотрит на Кристьяно, ожидая какой–нибудь реакции.)

Кристьяно (искренне, чистосердечно). Дело не в деньгах, сколько бы их ни было. Дело в людях, с которыми мне пришлось бы общаться… В людях, которые расталкивают всех локтями, которые все готовы сокрушить на своем пути. Они надменны и жестоки к тем, кто ниже их, подобострастны и услужливы к тем, кто над ними. Они не замечают тебя, когда тебе нужна малая толика тепла, они не дают тебе покоя, когда ты хочешь тишины и одиночества… Жадные, жалкие, бесчувственные люди. Их посредственность убивает меня. Стая волков, грызущихся между собой… А их вопросы? «Вы не знаете, с каким счетом наши вчера выиграли?» «А вы вчера смотрели по телевизору последнюю серию?» (Саркастически.) Самый умный вопрос, на который они способны, это: «Участвовал ли Чехов в Русской революции?…»

Кьяра. А он участвовал?

Кристьяно (Кьяре). Конечно, нет! Вообще, настоящие писатели выше всего этого!

Сержио. Ты не прав!

Кристьяно (снова к Сержио). Они ДОЛЖНЫ быть выше — если действительно настоящие. (Продолжает свою «исповедь», не давая Сержио что–либо сказать.) Например, перед выборами, все хотят заполучить ваш голос, каждая партия, которая, конечно, САМАЯ демократичная, САМАЯ честная, единственная, которой можно верить. А я вообще не буду ни за кого голосовать! И объясню, почему! Как можно голосовать, если на самом деле выбора–то и нет? Когда все они совершенно одинаковые, все — марионетки?

Сержио. Но если мы, все вместе…

Кристьяно (прерывает, не обращая внимания). Когда я говорю о том, что не хочу голосовать, они обвиняют меня в «неучастии». Неучастии в чем? Они не имеют к нам никакого отношения. Они игнорируют поэтов. Все они.

Сержио (быстро). Но это ведь единственный день, когда от тебя что–то действительно зависит!

Кристьяно (перебивает). Вот видишь — и ты такой же, как они. Ты рассуждаешь, как они! Тебе уже промыли мозги!

Сержио. Может быть, но…

Кристьяно (опять перебивает). Вы все одинаковые! Вы все готовы согласиться с чем угодно, лишь бы добиться своего!

Сержио. Мне ничего от тебя не нужно!

Кристьяно. А это твой единственный выход, когда ты встречаешь кого–то, кто действительно бескомпромиссен!

Сержио. Могу я тебе задать личный вопрос?

Кристьяно (агрессивно). Зачем? И не говори мне, что это для моей же пользы! Никто тебя не просит играть роль «отца»! Я, только я знаю, что для меня хорошо, а что нет! Я тебя умоляю — и всех вас — дайте мне жить так, как я хочу! Почему каждый так интересуется моей личной жизнью?… Женщинами, которые у меня были, скрытыми желаниями… Эти измышления, кривые ухмылки… Я бы не мог выжить в этом мире! (Кьяре.) Ты это знаешь. Бесполезно бороться. Я не хочу бороться. Они грызут друг друга, подобно диким зверям! (Он смотрит на свои руки.) Я способен убить, лишь бы защитить себя… И поэтому я здесь. Я вынужден… Мы беспомощны, мы бесполезны. (Цитирует.) «Смерть сотрет нас с лица земли наравне с подпольными мышами.»

Сержио. Ну и что из этого? Если бы мы все время думали о смерти…

Кристьяно. Я думаю о ней. И мне здесь безопасней. Снаружи я был бы не на своем месте. Меня бы уничтожили… Нет надежды для меня вне этой клетки…