Клетка ангела (СИ)

Ее губы раздвигаются под давлением моих, и мой язык вторгается в гладкую, теплую глубину ее рта, ища каждую частичку этого аромата, ее сладкой, чистой сущности. Я жадно вдыхаю ее тяжело дышащие выдохи, наслаждаясь стоном, который сотрясает ее горло, когда я тяну зубами ее нижнюю губу, чуть не разрывая при этом хрупкую кожу.

Мой. Она чертовски моя. Я хочу поглотить ее, сожрать ее, заклеймить ее… взять ее, растерзать ее, уничтожить ее. Нет, не уничтожать — обладать, хотя с моим Молотовым это, в принципе, одно и то же. Моя потребность в ней навязчива и темна, опасна для нее и для меня. Но я отказываюсь думать об этом сейчас, отказываюсь вспоминать ссоры родителей и предостережения бабушки. Судьба свела со мной Хлою, и судьба определит наш путь. На данный момент она моя, чтобы претендовать на нее, моя собственность.

Я жадно углубляю поцелуй, и она отвечает с таким же пылом, ее язык сражается с моим, а ее левая рука обвивает мою шею. Мои руки сжимаются вокруг нее, прижимая ее к своей груди и вырывая из ее горла болезненный крик.

Блядь. Ее слинг.

Что я делаю?

С нечеловеческим усилием я отрываю рот и ставлю ее на ноги. Тяжело дыша, я отступаю назад, когда она смотрит на меня широко раскрытыми глазами и приоткрытыми распухшими от поцелуев губами.

Потрясенный. Она в шоке от случившегося, и я тоже. В шоке от того, что я ее отпустила, что я нашла в себе силы отпустить ее, когда зверь во мне воет и бушует, требуя, чтобы я взял ее здесь и сейчас, как бы ни было больно и хрупкая она.

— Николай, я… — Она тяжело сглатывает, прижимая левую руку к груди. Букет, который она держит, поврежден, некоторые цветы порваны и согнуты пополам. «Я не думаю, что это хорошая идея. Я имею в виду, ты и я…

"Я знаю, что ты имеешь ввиду." Мой тон такой же резкий, как лезвие голода, скручивающееся внутри меня, сводя на нет мой самоконтроль.

Я был так близок к тому, чтобы трахнуть ее. Еще минута, и я погрузился бы глубоко в ее тугое, влажное тепло, совершенно забыв о ее травмах.

Это официально. Я чертов дикарь.

В моем сознании больше нет никаких сомнений.

Она кусает свою пухлую нижнюю губу, и мне хочется сделать то же самое. "Я не-"

— Ты должен это исправить. На ее пустой взгляд я рычу: «Цветы. Они раздавлены».

Она моргает и смотрит вниз, как будто только сейчас понимая, что они все еще в ее руке. "Верно." Она неуверенно отступает. «Позволь мне сделать это».

Она становится на колени, чтобы собрать немногочисленные бесформенные цветы, растущие вдоль этой дорожки, и я отворачиваюсь, глубоко вздыхая. К тому времени, когда она снова зовет меня по имени, я беру себя в руки. В основном.

Повернувшись к ней лицом, я разглаживаю выражение лица. "Пойдем."

Она, прихрамывая, направляется ко мне, и я, стиснув зубы, налетаю, поднимая ее с ног. Проблемы с самоконтролем или нет, но я не позволю ей вернуться назад одной.

Крепко прижимая ее к груди, я удлиняю шаг, почти бегом. Она молчит, хотя должна слышать, как мое дыхание участилось от напряжения. Больше никаких поддразниваний мачо, никаких протестов по поводу того, что она может ходить одна. Она не хочет привлекать к себе внимание, и это к лучшему.

Моя сдержанность висит на волоске.

Только когда мы подходим к дому, она говорит. — Спасибо, — тихо говорит она, заставляя меня встретиться с ней взглядом — чего я избегал всю обратную дорогу. "Я действительно ценю это."

"Конечно. Рад помочь." Мой тон непринужденный, спокойный, как будто мы обсуждаем, как взять ее за цветы. Но мы оба знаем, что это не так.

За что она благодарна, так это за то, что я ее не трахнул — за то, что пока она может держать свои стены поднятыми и притворяться.

14

Хлоя

Как только Николай проводит меня в мою комнату, я иду искать Алину. Я нахожу ее на кухне, болтающей с Людмилой, и дарю ей цветы вместе с поздравлением с днем рождения.

"Спасибо." Она принимает букет с сияющей улыбкой. «Где, черт возьми, ты взял это? Они такие красивые».

Я улыбаюсь в ответ. — О, прямо здесь.

"Действительно? С твоей лодыжкой вот так?

Мои щеки горят при воспоминании о том, что чуть не произошло в лесу. — Николай мог бы помочь.

Ее улыбка слегка потускнела, но она ничего мне не говорит. Вместо этого она поворачивается к Людмиле, которая шинкует овощи у раковины, и говорит ей несколько слов по-русски. Блондинка суетится, чтобы наполнить красивую вазу водой, и Алина расставляет в ней цветы, прежде чем отнести ее в столовую, где она присоединяется к другому букету, украшающему стол.

"Как ты себя чувствуешь?" — спрашиваю я, следуя за ней туда. Стол уже сервирован разнообразными закусками; похоже, сегодня будет очень изысканный обед. «Есть головные боли?»

— Я должна спросить тебя об этом. Она смотрит на меня, ее нефритовые глаза блестят. «Как твоя рука? Твоя лодыжка?

«Все лучше». С лодыжкой сейчас не очень — сегодня я определенно переборщил, — но об этом я молчу.

"Я рада." Она колеблется, потом тихо спрашивает: «Вы говорили с Николаем?»