Клетка ангела (СИ)

Руки Хлои сцепляются у нее на коленях, костяшки пальцев белеют, когда я продолжаю. «Валерий уехал на службу в армию, а Константин был в Дубае по делам, а Алина была дома на зимних каникулах, только что закончив первый семестр в Колумбийском университете. Это она позвонила мне в ту ночь, когда началась последняя ссора наших родителей. Мое горло сжимается, воспоминания так удушают, что я не уверен, что смогу сказать следующую часть. И все же я как-то продолжаю, мой голос отражает лишь часть боли, разрывающей меня изнутри. «К тому времени, когда я добрался туда, гостиная была похожа на сцену из фильма ужасов, с пятнами крови на блестящих деревянных полах и белой мебели. Алина, должно быть, пыталась вмешаться, чтобы защитить нашу мать, потому что она была сбита с ног стеной, одно из ее предплечий было рассечено там, где она пыталась остановить его нож. А наша мать… — я останавливаюсь, затем гортанно продолжаю. «Она была едва узнаваема как человек. Он избил ее до полусмерти, прежде чем разрубить на куски. По сей день это одна из самых жестоких смертей, которые я когда-либо видел».

Лицо Хлои пепельно-серое, по ее стройному телу пробегает видимая дрожь, и я хочу остановиться, закончить этот рассказ до того, как ужас в ее глазах превратится в ужас и отвращение, но я обещал ей правду, поэтому отрываюсь от слов, которые я Говорю и удушающие мучения они приносят.

«Он склонился над ее телом, все еще с ножом в руке, когда я подошла к нему. Он потерял контроль, сказал он мне. Это был несчастный случай, сказал он. Хотя я знал лучше. В этот вечер должны были быть Павел и Людмила, но их не было. Он отослал их на ночь. Они и Алина — вот только моя сестра кое-что забыла и неожиданно вернулась.

— Значит, он… — голос Хлои срывается. — Он это спланировал? Это был не кокс?

"Это было. Он был высоко в небе, его зрачки расширились. Но он прекрасно знал, что собирается делать, находясь в таком состоянии, — бригада по очистке была уведомлена ранее тем вечером, чтобы быть в состоянии готовности. Я знаю это, потому что… — Я втягиваю воздух, горло горит от кислоты, поднимающейся в пищевод. — Потому что я позвонил им позже. После того, как он напал на меня с ножом.

Слышен резкий вдох Хлои. — Он собирался убить тебя?

"Может быть. Я не знаю. Он знал, что я ему не верю, знал, что не пропущу ее убийство. Поэтому, когда он подошел ко мне, его зрачки были размером с десятицентовую монету, я действовал инстинктивно». Глядя в измученное лицо жены, я хрипло говорю: «Мы подрались, и когда я взялся за нож, я сделал то, чему меня учил Павел. Я выпотрошил его от паха до глотки.

46

Хлоя

Затем он поднимается на ноги и шагает к окну, где стоит спиной ко мне, его мощные плечи напряжены, его большое тело такое неподвижное и твердое, как если бы это была одна из гор снаружи.

Несколько мгновений я смотрю на него, впитывая то, что он мне сказал, а затем заставляю свои замерзшие конечности двигаться. «Алина…»

«Она пришла в сознание в последние несколько мгновений нашей ссоры», — говорит он, глядя прямо перед собой, когда я встаю рядом с ним. Его челюсть словно превратилась в гранит, чувственные губы сжались в резкую линию. «Я не осознавал этого, не слышал, как она кричала, чтобы я остановился — только после того, как это было сделано».

"Поэтому она…?"

— Видел, как я убил его, да. Она смотрела, как я разрезал его.

Я делаю натужный вдох, вновь переживая те ужасные моменты, когда я видел, как он держит нож. Это было против нападавшего на меня, убийцы моей мамы, который собирался изнасиловать меня и лишить меня жизни, но мне до сих пор плохо от воспоминаний. Как это должно было быть для Алины, которой едва исполнилось восемнадцать, когда она увидела, как ее родители так жестоко погибли, один от руки ее отца, а другой от руки ее брата?

Что еще более важно, как это должно было быть для Николая?

Какой ущерб нанесла та ночь его психике?

Моя рука дрожит, когда я касаюсь его рукава, привлекая его взгляд ко мне. Его красиво вырезанное лицо тщательно пусто, ничего не выражая его чувств. Но я чувствую колодец страданий за его непрозрачной маской, чувствую парализующую муку его вины и стыда.

— Алина знает? — неуверенно спрашиваю я. — Что это была самооборона? Что ты сделал это не только для того, чтобы отомстить за мать?

Его черные ресницы опускаются, скрывая тигриные глаза. "Я не знаю. Мы никогда особо не говорили о той ночи. Что бы это изменило? Мне было двадцать пять против его пятидесяти семи, быстрее и сильнее. Я мог бы вырвать нож и пригвоздить его — мне не нужно было его убивать».

— Разве нет? Я вижу эту сцену так ясно, как если бы она происходила у меня на глазах, я могу представить старую версию Николая, которую я видел на фотографиях в газетах, подтянутого и сильного, несмотря на свой возраст… опасного, даже если он не накачан кровью и кокаином. И я вижу двадцатипятилетнего Николая, вовлеченного в эту кошмарную сцену, ошеломленного ужасной смертью матери и напуганного за свою бессознательную, истекающую кровью сестру.