Клетка без выхода

Опыт Проповедника, изгнавшего при помощи слов Откровения одержимость из полутысячи строптивцев, оказался сегодня совершенно бесполезен. И не потому что без поддержки сил Баланса моя речь звучала блекло и неубедительно. Наоборот, я пребывал просто в ударе и наверняка не осрамился бы не только в Гайд-парке, но и на трибуне Генассамблеи ООН. Вся загвоздка была не в ораторе, а в публике. Созвать ее и заставить слушать не составило труда — я бы мог просто стоять и тупо орать, и локос также сбежались бы ко мне, как зеваки на пожар. А вот найти у слушателей отклик и разжечь в них побуждающий к действиям праведный гнев было невозможно, даже пообещай я каждому из бойцов выдать по винтовке и ящику патронов в придачу. Мои пламенные призывы влетали оседлым в уши и с такой же легкостью вылетали обратно, не вызывая в локос никаких чувств. Пятьдесят с лишним пар глаз уныло пялились на размахивающего руками Проповедника и продолжали бы пялиться с тем же равнодушием, даже начни я вытворять цирковые трюки. В своих тщетных потугах докричаться до публики я напоминал сумасшедшего коммивояжера, который решил поведать о преимуществах своего товара стаду коров. Коровы жевали жвачку, и им было абсолютно все равно, чем рекламируемый товар отличается от продукции конкурентов этого велеречивого идиота. Коровам было плевать не только на товар, но и на самого коммивояжера, однако стадо продолжало наблюдать за сумасшедшим человеком, нарушающим своими криками сонную коровью идиллию.

Охрипшее горло и ощущение полнейшей беспомощности — это все, чего я добился своей получасовой речью. Локос и не помышляли последовать моему совету и украсить свои вигвамы вражескими скальпами. Однако речь слушали, словно тем самым выказывали уважение и не желали оскорбить меня своим уходом. Спровадить локос от точки «Феникс» можно было только одним способом: поймать резвого скитальца, показать его издалека оседлым, а затем, пожелав герою попутного ветра, отпустить на все четыре стороны. Это сработало бы однозначно, только откуда здесь было взяться такому скороходу. Давно перестали дуть у храма Огненной Птицы те ветры, что изредка, да проносили по этой глуши случайных путников.

Закончив надрывать голос, я в отчаянии махнул рукой и спрыгнул с импровизированной трибуны. Оседлые простояли еще пару минут, и когда до них дошло, что возмутитель спокойствия угомонился, снова разошлись по позициям. Я же развернулся к неблагодарным слушателям спиной и, не желая смотреть на их постные лица, уселся лицом на восток. Мысли мои были тяжелы и мрачны, как глыбы храма Огненной Птицы. Долгожданная встреча с сестрой обещала продлиться ровно столько времени, сколько я сумею прикрывать ее дубль, пока она будет вводить алгоритм выхода из симулайфа. Нечего Полине делать в этом доживающем последние часы мире. Убежать с ней отсюда я не стану даже пытаться. Скорые на расправу локос не дадут ей сделать по Терра Нубладо и шагу. Я не допущу, чтобы дубль Полины растерзали прямо у меня на глазах — это будет для меня чересчур жестоким испытанием. А я так стремился увидеться с сестрой! И вот теперь приходилось молиться о том, чтобы наша встреча по какой-либо причине сорвалась. По-видимому, эту несправедливость стоило считать очередным кругом моего посмертного ада. Седьмым и самым тяжким кругом…

Последний рассвет над Терра Нубладо выглядел божественно красиво. Это был даже не рассвет, а настоящая Прощальная Феерия Восходящего Солнца. Облака, затянувшие было утренний небосклон, разбежались словно овечки, едва первый солнечный луч пастушьей плетью прошелся по их загривкам. Вскоре показался и сам лучезарный пастырь в сияющей багровой папахе. При созерцании такой красоты могли бы разрыдаться от переизбытка чувств самые черствые циники. Однако пролить скупую слезу у меня не получалось даже в день похорон туманного мира. Просто я основательно позабыл, как это делается. Многое бы отдал, чтобы вернуть себе эту простую человеческую слабость, только вылечить меня от черствости нельзя было уже никакими снадобьями. Бесполезно ставить в воду окончательно увядшие цветы — что мертво, то мертво… Умершие чувства — драконова плата за бессмертие души. Но задолженности по этому счету у меня никогда не было, поскольку полную выплату я произвел авансом, еще при жизни…

Восход солнца все же сумел на некоторое время отвлечь меня от неразговорчивых упрямых «сородичей», которым и раньше не было никакого дела до природных красот, а ныне и подавно.

— Угораздило же встречать последний рассвет в такой отвратительной компании! — пожаловался я сам себе. — Хоть бы кто вслух порадовался, что ли, а то тишина, как в могиле! Проклятое мертвое царство, проклятые мертвые ублюдки! Ну ладно, готовьтесь, скоро начнем очередное мероприятие. И на сей раз, клянусь, я сорву ваши овации!