– Ну а может, и правда, это была психологическая обработка? Я как свое имя слышу, так вздрагиваю.
– Ну а фамилия-то тебе чем не угодила?
– А что хорошего? Папа мой нас бросил – я еще в школу не пошла. А мама на его фамилии была. Она меня что, любила, думаешь?
– Ну, пошло-поехало! Ну прямо как в анекдоте про психолога, который говорит пациенту: «Давайте по-быстрому решим, что во всем виновата ваша мать, а то мне нужно сегодня уйти пораньше».
– Ну а что? Как я начала взрослеть, так она даже до меня старалась не дотрагиваться, не то что там обнять… И не защитила от отчима, хотя все видела, я уверена. Не могла не видеть, правда. Я на нее и не обижаюсь особо, но вот на фига мне эта фамилия?
– Для красоты. «Полина Романовна Берсенева» – ты вслушайся, просто музыка! А хочешь, мы будем тебя звать Поля? Или как? Нам-то все равно, хоть Гликерья, выбирай! А с фамилией, ну, пожалей ты ее. Потом поменяешь.
– Я вот думаю. Бабушка меня всегда любила. Может, мне ее фамилию взять?
– Какую? – улыбнулся Михаил.
– У нее редкая фамилия – Толмачева. Я ни разу больше не встречала… Ну, чего ты смеешься?
– Это фамилия Никиты.
Полина несколько секунд осознавала информацию, потом подозрительно посмотрела на веселящегося Михаила и медленно произнесла:
– Дядя Миша. Я прошу хотя бы год в моем присутствии не произносить слово «судьба».
– Так я же только подумал.
– И не думать тоже, – внушительно добавила девушка. Глаза ее сияли, но она изо всех сил старалась казаться сердитой.
«Начинаю узнавать прежнюю Полину, – радостно отметил он. – Ничего, молодая, справится. Жизнь свое возьмет».
Художник все-таки не удержался и написал Михаилу о версии подруги сестры. Тот сразу же позвонил. Голос его был расстроенным и задумчивым.
– Да уж, новая вводная вылезла, ну, как так? Я-то порадовался недавно, что ты переходишь наконец-то на этап смирения с потерей… А оно снова все всколыхнулось.
– Не то слово! Все время про это думаю, – признался Алексей Степанович. – И что мне делать? Ты прости за такой вопрос, я понимаю, что должен сам принять решение… Но вот даже как юрист… То есть я в курсе, что другая специализация… – Он от волнения начал немного задыхаться.
– Алеша, пожалуйста, попробуй немного успокоиться. Я постараюсь сформулировать, сейчас… Это как кот Шредингера, наверное, получается: было убийство или нет. И ты одновременно думаешь про оба варианта. – Председатель изо всех сил старался найти правильную интонацию, но понял, что не может абстрагироваться от своей боли. Вот как бы он себя почувствовал, если бы сейчас вскрылось, что кто-то намеренно повредил тот самолет, на котором разбились Стася с братом? Ну, мало ли, конкуренция по бизнесу или выходка ревнивой женщины, да что угодно. Он осторожно начал: – Я Стасю вспомнил сейчас. Знаешь, мне бы легче стало, если бы я разобрался, что там произошло. Но в моем случае даже намека на чью-то злонамеренность не было. Просто – судьба, мать… Вот это и выбивает из колеи. Что из-за совпадения нелепых случайностей…
– Ну да, вот именно! – воскликнул художник. – Как чья-то злая шутка, не знаю чья. Кто там у нас наверху отвечает за злые шутки? Но за секунду под откос пошла вся наша семья на самом-то деле, просто этот процесс растянулся во времени. Только я и остался, да и то нервы ни к черту, честно говоря. А ведь все могло сложиться совсем по-другому. Вот сейчас ты скажешь, что я со стадии депрессии откатился на стадию гнева, да? А скажи, легче бы тебе стало, если вдруг возникнет кто-то, кого можно обвинить и там, покарать, упечь за решетку?
– Пожалуй, ты прав, – задумчиво ответил Михаил. – Только знаешь, тут есть один нюанс, как сейчас говорят.
– И не один, черт побери! – воскликнул Алексей Степанович, чувствуя, что ему становится как-то совсем плохо физически. – Миша…
– Что? Что такое? – всполошился председатель. – Плохо тебя стало, да? Ты посиди, подыши. И это… давай прекратим разговор. Ни к чему хорошему он не приведет.
– Нет, все в порядке. – Он очень постарался, чтобы голос звучал уверенно. – Я в порядке.
– Точно? Ну ладно… Короче. Вот давай реально опишем ситуацию. Ты хочешь узнать правду. В любом случае, даже понимая, что тебе это причинит боль – и в процессе вытаскивания этого кота из ящика, и по результату. Так? Конечно, так. Теперь следи за руками, как говорится… Алло, ты там как?
– Нормально, – с усилием отозвался художник, крепко прижав руку к тому месту на груди, под которым болело сильнее всего.
– Так вот. Никто не может гарантировать, что тебя не хватит кондратий на любом этапе, согласен? Да хоть на этапе обсуждения этого со мной. Да знаю я, что ты скажешь: я одинок, на работе незаменимых нет и все такое. Но вот тут я бы поспорил, честно говоря. Ты взял на себя обязательства. Проект, он важный. Он реально важный. И в нем еще другие люди задействованы, ты рассказывал. И еще Полинка очень расстроится, прям очень. И Настя, кстати, она к тебе так расположена. Ну и я, конечно! Зачем до такого доводить?
– И что мне делать? Просто забить?