– Да не сможешь ты просто забить, это и так понятно. Отложи. Хотя бы до конца проекта, а там по обстоятельствам. И обещай себе пока вообще не гонять мысли на эту тему.
– Даже если этот кот в моей голове начнет мяукать?
– Даже тогда. А то не доживешь ни до конца проекта, ни до конца расследования. Оля тебя на том свете чем-нибудь побьет просто. А все остальные твои помогут. Не надо их так расстраивать, хорошо?
– Хорошо. Спасибо тебе огромное. Я все понял.
Миша еще долго стоял на веранде, глядя в окно. Спокойный вид, такой знакомый, такой любимый. Он так долго учился не вспоминать о своей потере на каждом шагу: вот эту спирею Стася посадила последней осенью перед гибелью и даже не увидела, как она цветет, эти ирисы она долго искала и так им радовалась, а вот ту куртинку диких анютиных глазок она использовала для украшений из эпоксидки, и их цветы пяти-летней давности сейчас кто-то носит в ушах и на груди. «Господи, господи. Это когда-нибудь закончится? Кажется, что уже легче, а потом опять накатывает… А вот из яблок с той заснеженной яблони она любила делать конфитюр в мультиварке. Ну да, она так и говорила – конфитюр…»
Через неделю Михаил ответил на звонок и услышал взволнованный голос своего тезки:
– Ну что, все! Дело сделано! Я поменял «Сударя» на Олю!
– Слушай, это же замечательно! Молодец! Рад за вас обоих. Но как ты решился?
– Как всегда, рыжие братья мозги вправили. Говорят: подумай и сформулируй в одном предложении, какую потребность ты закрываешь этим своим «Сударем». И мне сразу ответ фигак: «Чтобы была куча женщин, которые мне доверяют». И ситуацию вспомнил, из школьного детства еще, представляешь? Как братья назвали, «травмирующий эпизод».
– Круто! Вот пора им завязывать со своим бизнесом и консультации давать! И ты тоже молодец, что разобрался.
– Полина сказала, что я как Дениска из рассказа Драгунского, поменял грузовик на светлячка. Как она? Экзамены все сдала? Профессор ее не объявлялся?
– Я как раз собирался тебе сообщить. Вчера маме сказали, что он заразился в больнице ковидом и скоропостижно умер, – ответил Михаил.
– Как Полина отнеслась?
– По-моему, вздохнула с облегчением. Сказала только, что он и раньше принципиально не прививался, сестра липовые справки добывала. И ей тоже собирался справку нарисовать. Вот так мужик прожил – ни семьи, ни детей не осталось… ковид где-то умудрился отыскать в двадцать третьем году…
– Тебе что, его жалко стало? Нашел кого жалеть! – возмутился Михаил Иванович.
– На его месте мог быть я.
– Но ведь не стал же. Или ты не о Полине?
– Нет, конечно. Я о себе. Ты даже не представляешь, как мне далось то лето после гибели Стаси. И сколько раз приходили мысли о самоубийстве. Ну, все потеряло смысл. Как это называется – горевание, вот. Его нужно прожить, как переплыть на другой берег в ледяной воде, что ли. Но иногда чувствуешь, что плывешь не через реку, а вдоль. И тогда одно желание – чтобы все закончилось, хоть как, главное, побыстрее.
– Я этого еще не испытывал, у меня даже бабушки обе живы и один дед, а родители молодые, можно сказать. Родили меня на втором курсе. Да что там – ни собаки в детстве не было, ни даже хомячка. Да, никого еще не хоронил, получается, представляешь? Так что эта река у меня впереди, но не скоро, надеюсь.
– Если рядом близкие люди, то не утонешь. Поймешь, что надо жить. Зацепишься за работу, творчество, помощь другим. Выползешь на тот берег, в общем. Хоть тушкой, хоть чучелком.
– Тебе уже можно консультантом идти в мой будущий центр реабилитации. Курс «Как жить дальше», – рассмеялся Михаил Иванович.
– Как? Знаешь, главное в этом деле, как говорил покойный Иван Семенович, все время игнорировать вопрос «зачем». Вот это был бы тебе специалист со стажем! А мы все что – дилетанты.