Клетка для эгоиста

Мужчина попытался себе представить, как он рушит все, что его сейчас окружало, ради весьма сомнительного шанса завоевать другую… Истерики, разочарование и слезы Елены, суды, очевидная разлука с дочерью, общение пару раз в неделю, презрительные упреки со стороны родни жены, боль и неприязнь в ее глазах… Он не считал Елену мстительной, очень надеялся, что она не способна на откровенную жестокость, но прекрасно понимал, что волей-неволей боль, которую он ей причинит, вызовет в ней вражду и отвращение, которые отчасти передадутся и Еве. Только все равно во всем этом предстоящем безумии больше всего страшила реакция Кристины, и это не укладывалось у него в голове. Что это? Сладость запретного плода? Страх, что она уйдет, стоит ей узнать о его семье? Как странно было чувствовать себя связанным по рукам и ногам этим лишающим кислорода чувством, быть загнанным в клетку, из которой не видно было выхода. Он не привык выгорать из-за чувств к женщине. Он привык брать то, что ему хотелось, наслаждаться и не испытывать сомнений и сожалений. Он был уверен, что нет больше на свете ничего такого, что могло бы подорвать его самоуверенность и непоколебимость.

Лука смерил взглядом золотистую жидкость, наполовину заполняющую бутылку, и сделал еще два больших глотка. Чтобы напиться до отключки после бессонной ночи с ней, пожалуй, оставалось еще недолго, а гонять по кругу в этом лабиринте мыслей без входа и выхода, сил уже не было. Завтра он должен рассказать все Кристине так или иначе, а потом столкнуться с неизбежным. Он понятия не имел, как станет действовать. Умолять? Просить прощения? Убеждать? Брать силой, как привык? Манипулировать? Обычно ему было плевать, на чьей стороне истина и справедливость, ему были важны только собственные желания… Так почему же сейчас чувствовал себя обезоруженным и беспомощным?

***

Наутро проснулся от звонка будильника на мобильном с адской головной болью. Быстро принял душ, закинулся обезболивающим, выпил кофе и привел себя в порядок. Утро понедельника не терпело никаких поблажек, поэтому в очередной раз его посетила мысль, что пора ему завязывать с алкоголем даже в виде исключения.

С Еленой пересеклись лишь на кухне, да и то минут на пять. Она уже спешила в больницу, а его ждала работа, которая как всегда накроет с головой так, что он забудет обо всем. Может, оно и к лучшему. Впрочем, любое воспоминание о Кристине все равно вызывало мечтательную улыбку на губах и путало логичную последовательность мыслей. Промучившись часов до одиннадцати, он все же вырвался из замкнутых пространств офиса, выйдя на балкон в одном костюме на ледяной промозглый ветер, обжигающий мелкими лезвиями кожу и тут же пробравшийся под одежду. Ничего не замечая кругом — ни холода, ни дождя, ни ветра, он набрал ее номер, пребывая в какой-то странной эйфории.

— Солнышко, привет, — проурчал он в трубку, тут же представляя себе ее всю — нежную, полуголую, возможно, еще нежащуюся в постели в роскошном номере, который он для нее снял, чтобы окружить достойной ее красотой. Почему-то сразу почувствовал неладное, услышав лишь напряженное молчание в ответ, какое-то тяжелое, безучастное, ледяное.

— Не звони мне больше, — упавшим бесцветным голосом произнесла она через некоторое время. Он буквально почувствовал, как дрожат ее губы, как она с трудом двигает языком, чтобы произнести эти несколько ужасных слов, которые он больше всего боялся услышать.

— Кристина… — Лука сглотнул, тоже чувствуя в горле спазм, как и она. — Пожалуйста, не бросай трубку. Нам нужно поговорить.

— Ты женат? — тот же обреченный голос вонзил в сердце кол, не позволяя ему отдышаться.

— Да. И у меня есть дочь, но…

— Сколько ей?

— Пять.

— Пожалуйста, не звони мне больше, — на этот раз просьба больше походила на мольбу.

— Позволь мне все объяснить.

Какое-то время в трубке вновь свирепствовала эта чертова тишина, которая выворачивала наизнанку все нутро. Может быть, он должен был еще что-то сказать сразу, а не ждать ее ответа, но у него язык не поворачивался и нужные слова не находились, а в трубке вдруг послышался сброс. Лука тут же набрал ее еще раз — сброс, и еще — сброс, и еще — сброс. Потом вдруг развернулся и неожиданно для себя самого со всего маху запустил телефон в стену, наблюдая, как тот разлетелся чуть ли не вдребезги. Идиот… Теперь еще придется срочно посылать кого-нибудь за новым телефоном, он ведь ждал важного звонка… А, впрочем, ему было по хер…

Вернувшись в свою приемную, наорал на секретаршу за тупизну и медлительность. Обвинения, конечно же, были совершенно несправедливыми. Впрочем, она уже привыкла к его нраву и помалкивала, когда следовало. Мила была одной из лучших его помощниц, расторопная, схватывающая все на лету, сообразительная, а еще не в его вкусе, чтобы не отвлекала от работы. Когда ты привык драть все, что движется, и при этом женат, приходится слегка себя ограничивать в мелких радостях жизни. Репутация, мать ее…