Клетка для простака

Говоря это, Хью не смотрел на Чендлера. Он смотрел мимо него, туда, где огни сцены светились в пушистых каштановых волосах Мэдж Стерджес. Кроме того, что Мэдж — худенькая девушка в цветастом платье, ему ничего не удалось разглядеть, но она снова оглянулась и посмотрела на них. Теперь в ее взгляде не было ни гнева, ни злобы, только удивление.

С такого расстояния она ничего не могла услышать. Что-то другое побудило ее оглянуться и посмотреть на них, но движение девушки поразительно точно совпало со словами Хью. Но так или иначе, он об этом забыл, поскольку в голосе Чендлера, ровном и спокойном, зазвучала такая ярость, что не верилось, будто он говорит шепотом.

Он сказал:

— Боже правый, неужели это так же очевидно, как и все остальное? — И, уже не рисуясь, он с такой силой вцепился в спинку кресла, словно хотел оторвать его от пола.

Хью подался вперед и схватил его за руку:

— Так, значит, вы сфотографировали и это?

Чендлер оттолкнул его руку:

— Нет!

— Это правда?

— Я же сказал вам. Почему мне все всегда дается с таким трудом, а этой свинье ровно ничего не стоит?

— Да, но…

— С тех пор, когда я еще был вот таким, — Чендлер поднес руку совсем близко к полу, — я мечтал о том, чем буду заниматься, когда вырасту. И все впустую. Ничего не получилось. Я обещал Мэдж в один прекрасный день набить цилиндр пятифунтовыми купюрами и высыпать ей на колени. Высыпал? Нет. Так дайте мне хотя бы возможность блеснуть на скамье подсудимых.

Хью понял, к чему клонит Чендлер. Но не стал слишком горячо спорить.

— Это ваше личное дело, — сказал он. — Такое, конечно, уже случалось. Я припоминаю дело одного человека, который намеренно признался в убийстве, которого не совершал, и уже на суде предоставил улики, убедительно доказавшие, что он невиновен. Он объяснил, что на основании досужих сплетен его так уверенно обвинили в убийстве, что он вышел из терпения и решил реабилитировать себя в глазах всего света на открытом суде.

Хью помолчал.

— Если вы решили признаться в убийстве лишь затем, чтобы приобрести известность во время суда, — продолжал он, — возможно, вы правы. За ложь вам ничего не грозит, если, разумеется, вы не станете лгать на суде. А на суде вы лгать не станете. Но вы должны быть абсолютно уверены, что сумеете доказать свою невиновность. Хочу предупредить вас, как адвокат, что вы смертельно рискуете. Судье такая шутка не понравится. Не понравится и присяжным. Прежде чем начать, как следует все проверьте, или они подумают, что ваши оправдания — еще один блеф, и вас повесят.

— Не понимаю, о чем вы говорите.

Но Бренда поняла. Хью видел ее ресницы, мягкий овал подбородка, напряженную линию плеч.

— Хью прав, мистер Чендлер, — сказала она. — При всем уважении к нашему ангелу-хранителю, вы не слишком искусный лжец.

— Ха!

— Нет, не слишком, — настойчиво повторила Бренда, качая головой; голос ее звучал умоляюще. — Вы слишком честны или, может быть, слишком боитесь, что вас уличат. Я знаю одного беззастенчивого лгуна. — Хью заметил ее отвращение и мысленно полюбопытствовал, сколь долго она его испытывала. — Я знаю одного беззастенчивого лгуна, который не сумел совладать с собственной ложью. Не сумеете и вы.

Чендлер смотрел в пол. Через некоторое время он резко проговорил:

— Может быть, вы правы. Не знаю. Как ни глупо, но это весь день меня тревожило.

— Поверьте мне, мы правы, — заверил Хью. — Неужели вам не кажется, что, сказав правду, вы приобретете достаточную известность, к тому же ничем не рискуя? То есть, в том случае, если сами предъявите доказательства? Вы станете героем дня.

— Вы так думаете? — серьезно спросил Чендлер, вскинув голову.

— Я это знаю.

Казалось, Чендлер принял решение. Быстро оглядев зал и уверившись, что Мэдж Стерджес ничего не услышит, он выразительно склонился в их сторону.

— Слушайте… — сказал он.

— Летающие Мефистофели, — грянуло со сцены. — По местам! Номер четвертый! Эй! Вы!

Сердца у Бренды и Хью бешено колотились, но Чендлер замолчал, облизал губы и отвернулся.

— Полсекунды! — крикнул он. — Я только…

— Эй! — донеслось со сцены.

Коренастый акробат, по всей вероятности ведущий номера, не удовольствовался обычной речью. Его лицо было бледно. Он подбежал к микрофону у края сцены и через усилитель на них обрушился его крик:

— Я долго терпел! Всем уже невмоготу. Чтобы через три секунды ты был на месте. Я считаю. Ты меня слышишь?

— Но…

— Вам лучше идти, — сказал Хью. — Если из вашей затеи ничего не выйдет, то надо хотя бы сохранить работу.

— Один. Два. И можешь сказать своему… техасцу, — доносился усиленный микрофоном спокойный, зловещий голос, — что, если это так по душе здешним дамам и джентльменам, он может хлопать своим дьявольским хлыстом до второго пришествия. Это и блоху не сгонит с места. В Манчестере мы слыхали и не такое. Один. Два…

Взметнув алый плащ, Чендлер одним махом перепрыгнул через спинки кресел, мягко приземлился в проходе и побежал к сцене.

Из оркестровой ямы донесся звук настраиваемых скрипок.