Клетка для простака

— Ты понимаешь, что говоришь как желчная восьмидесятипятилетняя старуха?

— Ах, нет, я имею в виду вовсе не собственный опыт. Не бойся! Ко мне это не относится. Я имею в виду, что видела фальшь практически во всех, с кем встречалась, начиная с шестилетнего возраста. Так ты ничего про меня не знаешь?

Лицо ее так напряглось, что Хью ощутил неловкость.

— Ну, я знаю, что твои родители умерли, что ты живешь здесь, в доме Ника, ожидая, пока зазвонят свадебные колокола.

— Мой отец застрелился в одном нью-йоркском отеле, — сказала Бренда, — а мать умерла в пансионе в Борнмуте, перебиваясь на тридцать шиллингов в неделю. Нет, нет, подожди, теперь это уже не важно. Я вовсе не хочу, чтобы ты думал, будто я делаю из всего этого трагедию. Я хотела рассказать об их жизни. Все их друзья были похожи на них. Ну, знаешь — Красавец Джек и Прелестница Салли.

— Продолжай.

— Красавец Джек и Прелестница Салли, — повторила Бренда. — Меня таскали по всему миру, когда мне еще не было и семи. Мои самые ранние воспоминания — оглушительный гам и ослепительное сияние континентальных отелей и липкие от косметики лица, которые мелькают вокруг. Меня либо баловали напропалую, либо вовсе не замечали. Я слишком многое слышала, слишком много размышляла, слишком много видела. Страшнее всего было лежать без сна в темной комнате, когда все думали, будто я сплю, и слышать, как отец оправдывается в соседней спальне, а мать кричит на него, как рыночная торговка.

Красавец Джек и Прелестница Салли. Десятки и десятки подобных им — и все похожи на нас. Люди с мизерными доходами и безграничными запросами; и все думают, что хоть они и бедны как церковные мыши, но имеют право на все лучшее. Либо проводить сезон в самых фешенебельных местах, либо умереть. Они развлекаются, залезая в долги и придумывая бесконечные оправдания, но по сути своей они лживы, ничтожны, лицемерны и, оставаясь наедине с себе подобными, изливают друг на друга накопившуюся желчь. И все потому, что снаружи они «очаровательны». О, как я ненавижу это слово! А мужчины, которые ухаживают за матерью… я вдруг узнаю, что «дядя Джо» пришел лишь затем, чтобы подарить мне игрушечного медвежонка, но не перестаю гадать, о чем они разговаривают в соседней комнате, пытаюсь хоть что-то понять, но только запутываюсь и пугаюсь, сама не зная почему.

Бренда ненадолго замолкла.

Она выпрямилась на диване, обхватила колени руками и тряхнула головой, словно останавливая себя. Когда она снова заговорила, голос ее звучал, как обычно, холодно и бесстрастно:

— Прости, что я говорю обо всем этом. Ты прав, виной всему жара. И если меня оставили наедине с человеком, с которым так легко разговаривать, то ничего не поделаешь. — Она улыбнулась.

— Бренда, послушай…

— Пожалуйста, не надо.

— Тебе необходимо выговориться, необходимо освободиться от этого груза. Сбрось его.

— Да, — сказала Бренда и снова улыбнулась. — Я всегда строила из себя своего парня, разве не так? Делала вид, будто на уме у меня один теннис. Фрэнк очень бы удивился. Но, право, больше рассказывать не о чем. — Она помедлила, слегка сжав губы. — Но одна вещь настолько запала мне в душу, что я долгие годы не могла забыть о ней. Это продолжалось до тех пор, пока я не повзрослела и не поняла.

Я называла это «сном про темную комнату», только то был не сон, во всяком случае, я никогда не была уверена, что это сон. Я находилась в том неопределенном состоянии, когда не знаешь, спишь ты или бодрствуешь. Я лежала в моей комнате, дверь в соседнюю освещенную спальню была открыта, и до меня вдруг начинал доноситься разговор родителей. Я просыпалась от их голосов. Из ночи в ночь я слышала эти тонкие, призрачные голоса. Всякий раз я знала, что услышу что-то новое и очень страшное для ребенка, но всегда об одном и том же. «Что с нами будет? Что с нами будет?» Всегда про деньги, деньги, деньги, деньги — и, в конце концов, я возненавидела само слово «деньги».

Она вновь овладела собой.

— Как правило, дети слышат достаточно. Я же слышала слишком много. Даже сейчас иногда… Ну да ладно, оставим это. Какова же мораль моей истории, Хью? Ты говоришь о любви…

— Я пока не говорил о любви, — возразил Хью, — хоть и собирался.

Она слегка покраснела:

— Не говорил? А я думала, говорил. Как ты полагаешь, какую толику чувства, которое ты называешь любовью, питали друг к другу мои родители? Или все эти Красавцы Джеки и Прелестницы Салли? Предположим, когда-то они любили друг друга. Но кончили тем, что возненавидели и умерли от жалости к самим себе. А почему? Из-за денег, денег, денег, денег, которые я считаю отравой, но не осмеливаюсь пренебрегать ими. Я выхожу за Фрэнка Дорранса по той же причине, по какой он женится на мне: чтобы получить деньги старика Нокса и навсегда избавиться от опасности. Теперь тебе все известно. Ты меня осуждаешь?