Клетка для соловья

– Хорошо все, ба, – Секлетинья покачнулась, и Горецкий тотчас обнял, и бережно повел в дом. – Кровь брали, а мне что-то нехорошо стало. Устала, и поесть забыла…

– Тогда быстро за стол! – потребовала Маргарита Александровна.

После еды Клеточка прилегла на диванчик в общей комнате, прикрыла глаза, и словно бы задремала. Галина ушла к машине – помыть. Маргарита Александровна – в сад. Они остались в доме одни, и Антон наконец решился – присел рядом, взял в ладони узкую бледную ладошку:

– Клеточка, надо поговорить.

– Слушаю, – она не стала открывать глаза. Да, ее волновало его прикосновение. Хотелось тесно прижаться к мужчине, вдохнуть его запах, надышаться им до одури, прогнать страхи, но…

– Я виноват, что поверил. Иккон помог найти тех, кто тебя оговорил. Они… заплатили.

Клеточка пожала плечами. Ей от мести ни жарко, ни холодно. Она этим неизвестным оговорщикам зла не желала.

– Ты можешь вернуться. Отец и Арина буду рады. Женька очень подрос. Я… дом достроил.

Секлетинье пришлось открыть глаза, чтобы посмотреть на Горецкого, как на маленького мальчика ничего не понимающего во взрослой жизни:

– Антон, а зачем мне возвращаться? У папы и Арины своя жизнь. В гости съезжу когда-нибудь, но сейчас мне летать нельзя, а поездом долго. Да и учеба у меня. Дом твой… Ну так это твой дом. Рада, что ты его завершил. Живи.

– Секлетинья! – Горецкий начал сердиться, – а как же ребенок?

– А что ребенок? – Клеточка улыбнулась и погладила живот, – он скоро родится. Все необходимое у нас есть. Если не хватит – купим.

– И отца ему купишь? – вспылил Соловей.

Вот зря это он! Всю благость из девушки вымело в один миг.

– И отца куплю, если понадобиться! – довольно резко сказала она. – Ты вообще здесь при чем?

– Это мой ребенок! – набычился Горецкий в ответ.

– Дааа? – притворно-удивленно протянула Секлетинья, – а как же моя фальшивая невинность? Как же моя меркантильность? Бедного Антошеньку наглая девица захомутать хотела!

От каждого ее резкого слова Соловей вздрагивал и морщился.

– Да ни черта я не хотела! – взвилась наконец девушка, – Я тебя любила и хотела только твоей любви! А сейчас я от тебя ничего не хочу! Можешь уходить!

Секлетинья отвернулась к спинке дивана, натянула на себя плед и затихла свернувшись калачиком, прислушиваясь к буре, которая поднялась в ее животе. Горецкий вскочил, шагнул к двери. Потом вернулся, встал на колени рядом с диваном и уткнулся лицом в волосы лежащей девушки:

– Клеточка, – с тоской в голосе протянул он, – я ж без тебя умер почти. Тогда и понял, что натворил! Прости меня пожалуйста и… не прогоняй!

Он обнял ее руками, прижал всем телом, не давая пошевелиться. Сглотнув внезапно набежавшие слезы, Секлетинья немного повернулась:

– Если хочешь – оставайся. Но я отсюда никуда не поеду.

– Хорошо, – глухо сказал Горецкий.

Он так и стоял на коленях у дивана, пока Клеточка не засопела ровно, во сне. Потом тихонечко встал, вышел, выкатил байк на дорогу и уже на приличном расстоянии от дома завел мотор. Раз его Клетка остается здесь, Соловью придется позаботиться о корме…

Глава 32

К вечеру Горецкий вернулся в домик с новеньким ноутбуком, запасом одежды и на машине. Он связался с Финном, и тот дал «добро» на открытие филиала в этом городе. Теперь Соловей каждый день принимал участие в жизни маленькой семьи. Так он выяснил, что у Галины был собственный дом на другом конце улицы. Что комнат в домике всего три, и он спал на кровати Секлетиньи, а ей эти дни приходилось делить диван с бабушкой.

Уже на следующий день Антон купил полноценную двуспальную кровать, и заманил девушку «подремать перед ужином», а когда она уснула – лег рядом, купаясь в ее запахе, осторожно изучая руками округлившуюся фигуру. Проснувшись, Клеточка неизящно заехала ему коленом в бедро и пообещала в следующий раз отбить кое-что ценное, если он еще раз сунется к ней так близко.

– Прости, я нечаянно! – сделал невинное лицо Соловей, – но спать все равно больше негде! Ты же меня не выгонишь?

– Запросто выгоню! – Клеточка была неумолима.

– А я могу тебе массаж сделать, – сменил тактику Горецкий, вспомнив, как Иккон опекал его сестру во время беременности. – И шею разомну, и спину! А хочешь, волосы расчешу?

Он заметил, что девушка страшно огорчалась и уставала, когда бралась расчесывать длинные волосы.

– Я подумаю, – сказала Клеточка, смазав эффект от сурового ответа зевком.

В итоге вечером Антон, как и обещал сделала массаж шеи и стоп, расчесал Секлетинье косу, и уснул рядом, под отдельным одеялом.

Осень тянулась золотой нитью. Солнечные дни сменились дождливыми. Клеточка училась, рукодельничала. Инструмента тут не было, и Антон часто замечал, как ее пальцы перебирают невидимые клавиши, поэтому однажды он привез в домик компактный синтезатор, и молча установил в общей комнате. Секлетинья играла весь вечер, а перед сном сама поцеловала его в щеку. Горецкий понял, что… у него есть шанс завоевать ее доверие.