Клетка из слов

На Нате поношенные джинсовые шорты и выцветшая майка Ред Сокс, которая ему велика. На меня горячей волной накатывает стыд. Ребята в Скоттсборо так часто обзывают меня бедным, что я уже привык. Мама каждый год подшивает мне брюки вместо того, чтобы купить новые; а учебники мне выдают по стипендии. Но сейчас я вспомнил, что на самом деле не беден.

– А я отправляюсь в интернат этой осенью, – вздыхает Харпер. – Он хороший, но в школе у меня все плохо. Наверное, я там долго не протяну. Наверное, закончу в Фэйрвью.

Я слышал о Фэйрвью. Туда богачи закидывают своих дочерей, когда их больше некуда девать.

– На самом деле мне там самое место, – мрачно замечает Харпер. – Это паршивая школа для тех, кто паршиво учится. Все это знают. Даже я. – Она хмурится и ковыряется палкой в песке. – Я хочу домой.

– А. Ну ладно, пока. – Мое сердце падает. Но я провел с ней целый час.

– Я имею в виду в Великобританию.

– Не уверен, что ты доберешься до темноты, – шутит Нат.

– Смешно, – вздыхает она. – Не хочу в интернат. Я буду так скучать по Сэмюэлю!

– Кто такой Сэмюэль? – спрашиваю я нейтральным тоном, хотя ревность раскаленным копьем тычет мне в грудь. Не знаю, хорошо это скрываю или нет.

– Это моя собака. Такса. Он маленький, но не ведет себя как маленькая собака. У него есть достоинство. Они собираются отдать его домработнице – по крайней мере, так говорят. Но, скорее всего, это ложь. Мама наверняка его усыпит. Он такой милый. Всегда чувствует, когда мне страшно. И всегда приходит. – Харпер поднимается и отряхивает ладони от песка. – Наверное, мне пора идти. Уже темнеет.

– Проводить тебя? – спрашивает Нат.

– Лучше не надо. Им это не понравится.

Они обмениваются взглядами. Я сгораю от зависти, видя естественную близость между ними. И снова думаю о том, занимались ли они этим.

Мы вдвоем наблюдаем, как она поднимается по тропинке в угасающем свете дня, забирается на скалу, а потом исчезает на фоне пурпурного неба.

Нат снова устраивается на песке.

– Харпер выгнали из всех английских школ.

– За что?

– За что? Да за все! Она ставит под сомнение академические структуры управления. – Он довольно неплохо имитирует ее отточенный выговор.

– Вы давно друг друга знаете?

– Пару лет. Ее старики приезжают каждое лето.

– Вы… ну, типа, встречаетесь?

– Нет.

– Мне так показалось.

– Нет. Но я влюблен в нее, – заявляет Нат.

– Что? – меня шокирует, что он говорит об этом вслух. Это как оголиться на публике.

– Я сказал, что влюблен в нее. И однажды заставлю полюбить меня.

– Но нельзя просто так… Рассказывать людям такие вещи. – У меня невольно сжимаются кулаки. Я никак не могу объяснить свою злость рационально, и от этого злюсь еще больше. – Это личное, такое обычно держат при себе…

– Может, ты так и делаешь. Ну, или пытаешься, – внезапно вспыхивает Нат. – Но у тебя это не очень хорошо получается. Ты смотришь на нее каждый раз, когда она не видит. Но ты даже не можешь посмотреть ей в глаза; на это больно смотреть. Ты как будто никогда раньше девушек не видел.

– Ты тоже не сильно преуспел, – парирую я. – Сколько ты уже решаешься, я не знаю, взять ее за руку?

– Я все равно зашел дальше тебя, – уверенно заявляет Нат. И я понимаю, что он прав.

Не успеваю ни о чем подумать, как моя ладонь с треском заезжает ему по лицу. Он удивленно потирает красный след, который я только что оставил.

– Ты что, дал мне пощечину? – медленно спрашивает Нат.

Я шарахаюсь назад, когда его кулак летит мне в лицо, и он попадает прямо в грудь, выше сердца. Внутри все взрывается от боли, и я задыхаюсь. Теперь уже я набрасываюсь на него и осыпаю градом ударов лицо, грудь и все, докуда могу дотянуться. Но я не особо хорош в драках. Как, видимо, и Нат, потому что мы не очень часто попадаем в цель. Но он оставляет мне фингал под глазом, а я ему – синяк на щеке.

Мы деремся, пока не начинаем кашлять песком и он не забивается нам во все щели. Мы тяжело дышим и выбиваемся из сил, и, кажется, никто из нас не в состоянии победить. Так что вроде как с обоюдного согласия останавливаемся, откатываемся друг от друга и валяемся на спинах, сплевывая песчинки.

– Извини, – неуверенно говорю я. – Я правда думал, что вы… ну, ты понимаешь… пара.

– Нет. Мы друзья, – вздыхает Нат. – Я думал, мы с тобой тоже можем стать друзьями.

– Знаю. Я тоже так думал. Но ничего не получится, если мы оба будем в нее влюблены.

– А по-моему, так и надо. Будем влюбленными в нее друзьями.

Нат прав. Ни тому, ни другому уже не воспрепятствовать.

– Мы не можем все время драться.

– Нужно заключить что-то типа соглашения.

– Хорошо, – соглашаюсь я и начинаю думать. – Тогда правило первое: не жульничать и не действовать друг у друга за спиной. С этого момента мы должны договориться, что никто из нас не попытается заполучить ее. Согласен?

– И мы никогда не скажем ей об этом. Это второе правило. По рукам?

– По рукам, – я пожимаю ему руку.

Нат осторожно дотрагивается пальцем до посиневшей скулы и морщится.