«Не знаю» – вот и все, что я могу сказать. Сама идея вгоняет меня в ступор, и я понятия не имею, какие чувства испытывать. Если Мэйвен, так сказать, исцелится, достаточно ли этого, чтобы искупить его поступки? Никак не отменишь то, что он совершил. Не только в отношении нас с Кэлом и своего отца, но и в отношении сотен людей.
– Честное слово, не знаю.
Но у Кэла появляется надежда. Она подобна крохотному далекому огоньку в его глазах. Я вздыхаю и приглаживаю ему волосы. Принц нуждается в стрижке, и пусть лучше это сделает чья-нибудь уверенная рука.
– Ну, если даже Эванжелина изменилась, значит, и кто угодно может.
Гулкий смех эхом отдается у Кэла в груди.
– Эванжелина верна себе. Просто ей было выгодней отпустить тебя, чем удерживать.
– Откуда ты знаешь?
– Потому что я знаю, кто велел Эванжелине это сделать.
– Что? – резко спрашиваю я.
Вздохнув, Кэл встает и отходит. Противоположная стена почти вся занята выдвижными ящиками – по большей части пустыми. У Кэла мало вещей, кроме одежды и некоторых предметов снаряжения. К моему удивлению, он начинает мерить комнату шагами. И я тревожусь.
– Гвардия отметала все мои планы, – говорит он, стремительно жестикулируя. – Установить связь с тобой – нет. Внедриться в Археон – нет. Никаких шпионов. Но я не собирался сидеть в ледяном подвале и ждать приказа. Поэтому я связался с тем, кому доверяю.
Осознание правды сродни удару под дых.
– С Эванжелиной?
– Клянусь цветами, нет, – выдыхает Кэл. – Я имею в виду Нанабель, мою бабушку по отцу…
«Анабель Леролан. Старая королева».
– Ты зовешь ее… Нанабель?
Он заливается серебряным румянцем, и мое сердце на мгновение замирает.
– Привычка, – буркает Кэл. – В любом случае она не показывалась при дворе, пока там была Элара, но я подумал, что после ее смерти она будет не против приехать. Она знала, что представляла собой Элара, – и меня она тоже знает. Она поняла бы, что Мэйвен лжет. И разгадала бы его роль в гибели отца.
Он общался с врагом. Фарли, разумеется, Кэл не предупредил, и полковника тоже. Принц он или нет, но любой из них застрелил бы его, если бы узнал об этом.
– Я был в отчаянии. Если подумать, я совершил очень, очень глупый поступок, – добавляет Кэл. – Но это сработало. Она обещала освободить тебя, как только представится возможность. Такой возможностью стала свадьба. Очевидно, бабушка оказала поддержку Воло Самосу, чтобы обеспечить тебе побег, и оно того стоило. Ты здесь благодаря ей.
Я говорю очень медленно. Ничего не хочу упустить.
– То есть ты предупредил ее о предстоящей атаке на Археон?
Он стремительно подходит, опускается на колени и берет меня за обе руки. Пальцы у него обжигающе горячие, но я заставляю себя не отстраняться.
– Да. Она, оказывается, общается с Монфором активнее, чем я думал.
– Она общалась с повстанцами?
Кэл моргает.
– И продолжает.
– Но как? Как это возможно?
– Полагаю, тебе не нужно объяснять, как работает радио и передатчики. – он улыбается. Меня эта шутка не забавляет. – Монфор, очевидно, готов сотрудничать с Серебряными, каковы бы ни были их способности, лишь бы это помогло республике достичь своих целей. Но речь идет о сотрудничестве… – он подбирает нужные слова, – на равных. Все стороны хотят одного и того же.
Я недоверчиво фыркаю. Серебряные, члены королевской семьи, заключили союз с Монфором… и Гвардией? Просто нелепо.
– И чего они хотят?
– Свергнуть Мэйвена.
Меня охватывает холод, невзирая на летнюю жару и близость Кэла. На глаза неудержимо навертываются слезы.
– Но монархию они наверняка хотят сохранить.
– Нет.
– Серебряный король, которого Монфор сможет контролировать, но в любом случае Серебряный король. А Красные, как всегда, в грязи.
– Клянусь тебе, нет.
– Да здравствует Тиберий Седьмой, – шепотом говорю я, и он вздрагивает. – После того как Дома восстали, Мэйвен допросил выживших. И все умерли с этими словами на устах.
Лицо Кэла полно печали.
– Я этого не просил, – буркает он. – И никогда не хотел.
Молодой человек, который стоит передо мной на коленях, был рожден, чтобы править. Желаниям нет места в воспитании принца. Кэла отучили желать в раннем возрасте и заменили желания долгом. Представлениями о том, каким, по мнению его злополучного отца, должен быть король.
– Ну а чего ты хочешь?
Когда Килорн задал мне тот же самый вопрос, я получила цель, точку приложения силы, путь в темноте.
– Что тебе нужно, Кэл?
Он немедленно отвечает, сверкнув глазами:
– Ты.
Его пальцы сжимаются крепче, но не становятся горячей. Он сдерживается по мере возможности.
– Я люблю тебя, и больше ничего на свете мне не нужно.
«Любовь» – слово не из нашего лексикона. Мы испытываем любовь, знаем о ней, но не говорим о чувствах вслух. В этом есть что-то окончательное. Признание станет точкой невозврата. Я – воровка. Знаю все ходы и выходы. А еще я была в плену. И ненавижу запертые двери. Но глаза Кэла так близко и полны жгучей страсти. И я чувствую то же самое. Пусть даже эти слова меня пугают, они правдивы. Разве я не решила, что тоже начну говорить правду?
– Я люблю тебя, – шепчу я и наклоняюсь, чтобы прижаться к нему лбом.