Клетка (ЛП)

— Я хочу увидеть свою дочь, — шепчу я сквозь сжимающееся горло. Хесус смотрит на меня на мгновение, прежде чем его взгляд падает на мои губы. Я тяжело сглатываю. Я знаю, что все это тактика устрашения, но я не могу не закрыть глаза и начать молиться. Я пришла сюда ради Кайлы. Я знаю, что нужно сделать, чтобы вытащить ее, но все это — игра для таких мужчин, как Хесус. Покажи я свою уверенность рано, то тут же проиграю еще до того, как мы начнем. Через мгновение Хесус фыркает от смеха и отпускает меня. Его пальцы щелкают. Я открываю глаза, у меня сводит живот, когда я смотрю, как человек, задерживающийся за французскими дверями, поворачивается и уходит.

— Глупо приходить сюда, чикита, глупо, но храбро, — говорит он, затягивая сигару. — Я ценю только два качества в женщине.

— Я мама.

Закрыв глаза, он запрокидывает голову, прежде чем выпустить длинную струю дыма. Когда он опускает подбородок, его глаза вспыхивают.

— Дети — всего лишь лезвие в сердце, не так ли? Калечащая слабость. Такие невинные, такие драгоценные.

Меня охватывает ужасное чувство, такое ощущение, будто по мне ползает тысяча крошечных пауков с колючими ногами. Хесус все еще ухмыляется мне, когда я замечаю движение сбоку. Я поворачиваюсь в кресле, когда женщина ступает на палубу, ее длинное белое платье — такое же, как и мое — развевается вокруг ее ног. А в ее руках Кайла. Мое сердце угрожает вырваться из груди, когда я вскакиваю, опрокидывая стул, и бросаюсь к ней.

— Мама! Мама! — Лицо Кайлы светится, когда она тянется ко мне, и в ту секунду, когда она оказывается у меня на руках, мое сердце снова начинает нормально биться. Она обнимает меня ручонками за шею, и я вдыхаю запах ее волос.

— Все в порядке, детка. Мне жаль, что я оставила тебя, — говорю я. Она кладет щеку мне на плечо, и я сдерживаю слезы от чистого облегчения, когда снова чувствую ее в своих объятиях, хотя никогда не думала, что смогу сделать это снова.

— Милла, — говорит она, поднимая голову и указывая на женщину, которая держала ее.

Длинные черные волосы женщины скрывают ее лицо, спадая густыми волнами через плечо. Ее глаза сосредоточены на палубе, а руки мягко сложены за спиной, как будто ее цепляет печаль.

— Спасибо, — тихо говорю я. — За то, что заботилась о ней.

Она поднимает голову, и ее бирюзовые глаза встречаются с моим взглядом.

— Де нада, — говорит она, мягко улыбаясь Кайле, поворачиваясь, чтобы уйти.

Хесус подходит ко мне сзади и откашливается.

— Ты будешь гостем в моем доме.

Я поворачиваюсь к нему лицом, крепче сжимая Кайлу.

— Гость? — Скорее заключенная.

— Называй это как хочешь. — Его взгляд переводится на Кайлу, и на его губах тянется искривленная ухмылка. Он смеется, размахивая рукой в воздухе.

— Клетка без решеток — по крайней мере, до тех пор, пока твой мужчина не сделает свой ход. — Он проводит рукой по голове Кайлы, и я отталкиваю ее от него. — Такая красивая девочка, — говорит он. — Было бы стыдно причинить ей боль.

По моему телу пробегает дрожь. Он в последний раз улыбается перед тем, как повернутся и уйти. Дым клубится вокруг него, когда он исчезает за французскими дверями. Я остаюсь на летней веранде, не зная, что делать. Я снова сажусь в кресло, сжимая Кайлу, обнимая ее, глядя на нее, чтобы убедить себя, что с ней все в порядке.

Она суетится у меня на коленях.

— Па-па… — скулит она.

Я сдерживаю слезы.

— О, детка. Папы здесь нет. — Она выглядит такой убитой горем, и это меня бесит. — Он… он с дядей Марни. — Я хочу сказать ей, что она скоро увидится с ним, что это ненадолго, но я не могу ей солгать. Я целую ее в лоб и глажу по щекам. Она так мала, что не обращает внимания на окружающие ее опасности. Хотела бы я обладать хотя бы частичкой ее блаженной невинности. Все, что я могу сделать сейчас, это сидеть и ждать, чтобы сыграть свою роль, надеясь, достаточно хорошо, чтобы положить конец этой игре жизни и смерти.

35

Джуд

Габриэль говорит по телефону об оружии и кокаине. Один из его парней сидит со мной за кухонным столом, на столе лежит пистолет. Это ерунда. По сути, Габриэль взял меня в заложники. Этот неандерталец, сидящий напротив меня, наблюдает за каждым моим гребаным движением, потому что Габриэль боится, что я собираюсь взбеситься и начать войну картелей… хотя, я чувствую, что война уже началась. Марни, шаркая, выходит из кухни и подходит к столу с чашкой кофе и газетой. Он садится и вытаскивает газету, делая медленный глоток.

— Марни, какого хрена ты делаешь? — спрашиваю я. — Ты не можете говорить по-испански, но читать можешь?

Он выглядывает из-за края бумаги и приподнимает бровь, делая еще глоток из кружки.

— Мне нужно запечатлеть бумагу с кофе. Это ритуал, кроме картинок, — он складывает бумагу и показывает на фотографию мешков для трупов на улицах. — Жестокое место, если ты спросишь меня. Ммм-ммм-ммм. — Он качает головой и продолжает — что бы он там ни делал с этой бумагой.

Габриэль врывается в кухню с кроваво-красным лицом. Он останавливается у стола и барабанит по нему пальцами, прежде чем встретиться со мной глазами.