– Что так долго трубу не берешь? Со стремянки слез? А что ты там делал, лампочку вкручивал? Вот как! Помощь не требуется? Да не занят я! В голову ничего путного все равно не лезет. Ладно, сейчас приду.
Матвей быстро оделся, сунул в карман куртки мобильник и деньги и вышел из квартиры.
Он не был в доме родителей Зотова со студенчества, но двор и расположение квартиры помнил отлично.
– Давай, впускай! На улице мрак что делается! С неба снег хлопьями, а под ногами каша. Я же пешком шел!
– А ты бы шапейку какую-никакую надел, головку бы и не присыпало, – сказал Зотов, глядя на мокрую шевелюру друга.
– Нет у меня никаких шапеек! В принципе. Это тебе лысину нужно прикрывать, а у меня волос полно. Мне жарко! – огрызнулся Роговцев, ставя пакет с бутылками и едой, прихваченными по пути в супермаркете, на пол.
– Ты что там набрал? Что звенит?
– В голове у тебя звенит! Бутылки с лимонадом. Тебе же спиртное нельзя?
– Нельзя, – мрачно констатировал Зотов, доставая из пакета поллитровку.
– Это мне, – Роговцев отнял у него водку и прижал к себе. – Мне сегодня надо. Я лечиться пришел.
– А я думал – с потолком помочь.
– Да тут работы на час! У тебя штаны старые найдутся?
Зотов молча ушел в спальню. Вернувшись, он протянул Роговцеву шорты.
– О! То, что надо!
С валика капала белая краска, покрывая голые плечи Роговцева пятнами. Он водил валиком по потолку и говорил. Зотов, которого Матвей посадил наблюдателем, слушал его с все нарастающим удивлением.
– Понимаешь, что получается? До ее прихода в моей жизни меня все устраивало. А после – как отрезало. Не хочу ничего того, что есть. Ни Надежду, ни статьи писать, ни жить в этой квартире.
– Может быть, ты хочешь ее?
– Кого? Катьку? Да я еле удержался, чтобы ее не выгнать. Сидит такая, застывшая, холодом от нее веет, не поверишь! Какое тут желание! Ты просто не видел ее: не женщина, а призрак! Я ей в лоб: мол, почему так молодо выглядишь? А она мне – хирург хороший попался! И не расскажу, говорит, ничего про себя сегодня. Мол, позже. Значит, при следующей встрече. Она ушла, а у меня одна мысль – она вернулась, и Курлин помер, тебя взорвали. И отделаться от идеи, что она причастна к этому каким-то боком, я не могу. Может, поэтому она у меня из головы не идет?
Роговцев слез со стремянки и задрал голову вверх.
– Класс! Живенько так! Стены потом или сегодня? – он повернулся к Зотову.
– Потом как-нибудь.
– Ладно, зови!
Они долго отмывали с рук и тела потеки краски. Потом долго препирались, где накрыть стол, чтоб было удобнее. Решили, что лучше на полу в спальне. Мягко, а вместо скатерти можно и газетку постелить. Зотов достал из коробки, стоящей на подоконнике в кухне, две рюмки, нож и вилки. Тарелки у него были только одноразовые.
– Я с Беркутовым договорился на встречу на пять часов.
– Так уже четыре тридцать! – Роговцев посмотрел на свои часы.
– Позвоню, перенесу на завтра?
– Нет, подожди, – Роговцев взял в руки телефон. – Егор! Приветствую, Роговцев. У тебя сегодня как со временем? Я в курсе, что Зотов должен подойти, потому и звоню. Мы тут немного в краске, понимаешь. В какой? В потолочной, беленькой такой! Да, мы вдвоем. Ну, ты брось свои шуточки, майор! Лучше присоединяйся. На, скажи адрес, – протянул он трубку Зотову.
Беркутов вошел в квартиру, вытянув вперед руку с пакетом. Зотов с ужасом смотрел, как он достает оттуда еще одну бутылку.
– А хлеба не догадался прихватить? – тоскливо сказал Роговцев, обнаруживший, что забыл купить батон.
– Вот, – Беркутов извлек из пакета две буханки. – Хлеб деревенский, из Лесинок. Галка летом договорилась, что будут привозить в магазин на Степашке. Вкусный, ничего больше не нужно!
– Это оттуда, где у нее дача?
– Да. И молоко бабка одна возит по субботам.
– Ты про магазинчик-то поподробнее. Где точно расположен, когда хлебушка завоз, – попросил Роговцев, отламывая горбушку.
– На углу Комсомольской. А по какому поводу сегодня торжество?
– Вот, потолок покрасили.
– Ну-ну. А серьезно? А то я без подарка, – Беркутов сел на пол и скрестил ноги.
– И не нужно. Во-первых, Лешка ушел от жены.
– Вот об этом я и хотел вам сказать, Егор Иванович. Точнее, у меня два сообщения. Жена сегодня приходила сюда, пироги принесла, тещей испеченные. Наверное, это была попытка к примирению. И вот когда ей не удалось меня сломать, она мне выдала любопытную информацию: мой сын – не мой сын.
– Ни хрена себе! Да брось, Лешка, это она со зла! – Роговцев чуть не поперхнулся.
– Нет. Точно нет. Ну, да не в этом дело. Дело в имени папаши. Это Федька Курлин.
– Ныне убиенный!
– Да, убиенный. Похоже, моей бывшей женой.
– Подождите, Алексей Борисович. Он ей что, угрожал разоблачением?
– Эй, хватит «выкать» друг другу. За одним столом сидим, – Роговцев с удивлением посмотрел на обоих.