– Как есть уже не будет. Ты что, не понимаешь? Я видеть больше не могу Роговцева! Я не хочу с ним жить, не хочу с ним спать, не хочу с ним вместе растить нашего внука. Я ничего не хочу.
– Но, боюсь, я тебе его заменить не смогу.
– Не захочешь, ты это пытаешься сказать?
«Что за черт! Комедия положения. Или трагедия? И какие слова я должен сейчас произнести по сценарию?» – в нем уже просыпалось раздражение. Он вдруг не к месту вспомнил Арину, ее покрасневшие щеки, ее смущение, ее неумение сказать ему «люблю». Она не могла вот так, открыто. И это его умиляло до слез.
– Ответь, ответь ей. – Роговцев, покачиваясь, стоял в дверях кухни. Зотов, который сидел на стуле и смотрел в это время в пол, его не заметил. Надежда даже не оглянулась на голос мужа.
– Вот как здорово все разрешилось! А я думал, как мне бы так повернуть, чтобы и не очень виноватым остаться! Спасибо тебе, Надежда, свет моих очей, помогла.
– Не паясничай, Роговцев!
– Ни, боже упаси. Я серьезен.
– Матвей, шел бы ты… досыпать! – в голосе Зотова слышалась досада.
– Я пойду, – Надежда встала. – А ты, может быть, поживешь здесь пока, Роговцев?
– Не получится. Здесь и без меня жильцов хватает.
Надежда резко повернулась к Зотову. Мысль, такая неожиданная и в то же время очевидная, пришла в голову в тот момент, как она заметила холодный взгляд Зотова. Она вдруг увидела, как он зол. Как не нужно ему, вполне счастливому, несмотря на свалившиеся на него проблемы, все это: она, этот недопитый чай и нетрезвый Роговцев. Надежда вдруг поняла, что ему все другие, кроме той, о которой он постоянно думает, не ко времени. Они мешают ему, уже лишние в его будущей жизни. И он ничего не собирается делать ради того, чтобы прикрыть эту откровенную правду. Даже ради приличия. Или из жалости. Он, Зотов, не хочет никого жалеть.
– Матвей, иди спать. Надя, я провожу тебя. У меня завтра трудный день, мне нужно выспаться. Честно, не до ваших разборок сейчас, – скомандовал Зотов и показал одной рукой на дверь комнаты, это Роговцеву, а другой, его жене – на входную дверь.
Надежда, борясь с желанием обхватить руками гудящую от злости и унижения голову, медленно надела протянутое Зотовым пальто. Дверь у нее за спиной захлопнулась с тихим щелчком. «Это точка. Щелк – точка. Всего два мужчины в моей жизни. Один – терпимый партнер, другой – желанный. И оба остались за этой дверью!» – Надя достала мобильник из кармана пальто.
– Лилечка, детка, у тебя все хорошо? Ну и ладно. Нет, я только хотела услышать твой голос. Да не волнуйся ты так, у нас с папой все в порядке, – соврала она. Ей просто нужно подумать о ком-то другом. О дочери, о будущем внуке, о зяте, наконец. Чтобы не сойти с ума. Сейчас она сходит в гости к соседке, они иногда вечерком выпивают с ней по рюмке коньяка под тортик. Она сейчас купит этот тортик и коньяк купит. И говорить с соседкой можно будет ни о чем. Потому что говорить «о том», она сейчас не может ни с кем. И, скорее всего, никогда не сможет.
Глава 57
Саша злился на себя, что не смог сдержаться в кабинете у следователя. Оправдывало его то, что речь шла о его матери. Обвинять ее в том, что она могла отравить отца из-за денег – совсем ее не знать. Да, она зарабатывала «на шмотках», как презрительно бросал отец, когда говорил о ней. Но Саша видел, как устает мать, мотаясь по Европе, как непросто ей даются деньги, которые она в основном и тратит на него, Сашу. Подарки отца сыну ко дню рождения оригинальностью никогда не отличались: очередной фотоальбом с его снимками. А последний подарок и вовсе вызвал у Саши чувство брезгливости: где отец набрал такое количество девиц, согласившихся ему позировать в неглиже?
Раньше они жили в квартире на набережной. Квартиру купила мать, когда ушла от отца. Она оставила отца в двушке, оставила и совместно нажитый автомобиль «Москвич» и ушла. «Ты только оставь меня в покое, Курлин, ладно?» – попросила она его на прощание, глядя с жалостью на его дрожащие руки: отец уже тогда начал изрядно прикладываться к коньяку. Другого напитка он не признавал.
«Стоп! Вот именно, не признавал. И знали об этом многие. Не секрет, что в кармане пиджака у него всегда лежала фляжка, и он даже во время лекций… Теоретически его мог отравить кто угодно. Интересно, почему он выпил коньяк из бокала? Фляжка наверняка была при нем?» – Саша подумал, что на этот вопрос ему точнее ответит Ирка. Набрав мобильный подруги отца, он долго слушал простенькую мелодию, льющуюся ему в ухо.
– Слушаю тебя, – наконец ответила Ирина.
– Привет! Ты не помнишь, случайно, у отца в тот день на презентации была с собой фляжка?
– Шутишь? Он с ней не расставался даже ночью! Клал на тумбочку около кровати.
– Значит, он пил из нее?
– Ага! Только она опустела очень быстро. А ты что не пришел? Он так ждал!
– Не смог. Ладно, скажи, кто разливал коньяк по бокалам?
– Ну, ты прямо следователь номер два! Я уже отвечала ему на все эти вопросы.
– Ну, Ир!