Клеточник, или Охота на еврея

Тут надо сразу оговориться, что при таких форматах Вадик обладал объективно лишь одним недостатком: его рискованно было задействовать в слежке за подозреваемым. Подходящий для баскетбола рост делал его узнаваемым и провал операции – весьма вероятным. Но в яйцеобразной, устремленной к небесам башке Мариничева нашли приют качественные мозги, весьма ценившиеся руководством и коллегами. Их незаурядность признавали и преподаватели физмата МГУ, где заметный во всех отношениях студент прекрасно проявлял себя и в учебе, и в межфакультетских баскетбольных ристалищах. Оценил его аналитический ум и Тополянский, когда этот романтик, отказавшись от аспирантуры, бросив науку и подавшись по милицейской (спецшкола), а потом и по сыщицкой стезе, сделал стремительную карьеру и переведен был в управление как редкостно перспективный кадр.

Вадик в свою очередь пригласил понятых, не пустив их дальше линии порога. Он знал стиль работы Тополянского по нескольким особо важным «мокрым делам», на которых они уже потрудились совместно. Понимал, что высокое начальство не случайно приказало именно Алексею Анисимовичу возглавить следствие: шлепнули журналиста центральной газеты – не хухры-мухры.

– Оксана Львовна, голубушка, – незлобиво ерничая, обратился Тополянский к эксперту-криминалисту, его ровеснице, с которой пятнадцать лет отработал по разных делам и имел непродолжительный, но сексуально интенсивный роман в первый же год их совместной деятельности, – попрошу вас перво-наперво отпечатки с бутылочек, но непременно нюхните каждую, свежачок ли? Уж больно любопытно.

Оксана Львовна последовательно втянула воздух, поднеся изящный носик ко всем пяти горлышкам бутылок, и с уверенностью подтвердила: «Свежачок». Ее явно подмывало поерничать в тон бывшему любовнику, но сдерживало присутствие посторонних

– А что, Вадик, – совсем уже иным, панибратски-игривым тоном вопрошал Тополянский, – слабо тебе два с половиной литра под пол-огурца?

– Нет, Алексей Анисимович, не слабо, – степенно и рассудительно ответствовал Вадик. И продолжил: – Меня, во-первых, много, пока до низу дойдет, голова уже проветрится…

– Ах, ну да, – словно опомнившись, согласился Тополянский, измерив долгим взглядом вышеупомянутое расстояние.

– А, кроме того, если беседа долгая, задушевная и как раз накануне плотно и жирно пообедал…

– Насчет «пообедал» нам Оксана Львовна позже доложит, а вот была ли беседа – не уверен, – уже без тени иронии отрезал Тополянский. – Впрочем, и это мы скоро узнаем.

После двухчасового осмотра, снятия отпечатков и обмена короткими репликами родился протокол. Из него следовало, что 22 апреля в понедельник Фролова Вера Ниловна, пенсионерка 1940 года рождения, убиравшая раз в неделю квартиру жертвы, открыла дверь имевшимся у нее ключом в 11.30 и обнаружила хозяина без признаков жизни. Гражданка Фролова утверждает, что не прикасалась ни к чему, кроме телефона, по которому, едва придя в себя, позвонила в милицию.

Предварительный осмотр позволяет сделать следующий вывод: покойный журналист и редактор Антон Львович Буренин в свой законный выходной примерно в пять часов по утру (еще не рассвело) сел за стол и принялся методично поглощать гранеными стаканами дешевую, а возможно, и паленую водку «Добрыня», каковое занятие завершилось через два-три часа полным опорожнением пяти поллитровок и параличом сердца, предположительно вследствие сильнейшей интоксикации организма. В результате визуального осмотра и обыска никаких следов пребывания посторонних лиц в эту ночь в квартире покойного не обнаружено. Признаков насильственной смерти или каких-либо насильственных действий по отношению к покойному также не наблюдается. Согласно показаниям соседей по лестничной клетке, а также с нижнего и верхнего этажей, никакого шума из квартиры не доносилось, никаких посетителей соседи не видели, ибо спали безмятежно в сей ранний час. Более точные выводы могут быть сделаны по результатам дактилоскопии, патолого-анатомического исследования и опроса более широкого круга соседей, родственников и знакомых. Предварительная, рабочая версия – непредумышленное (смерть по неосторожности) отравление спиртосодержащей жидкостью.

В машине, по дороге в прокуратуру, Тополянский упорно боролся с плохими предчувствиями, сомнениями и подозрениями. Будучи еще молодым следователем райотдела милиции, он раз и навсегда дал себе слово не суетится в поисках версий и не выстраивать всяческих вздорных схем, покуда нет результатов хотя бы первичных экспертиз и допросов. Но совладать с собой удавалось не всегда.

Вот и сейчас, двигаясь по вечерней Москве в изнуряющих пробках, Алексей Анисимович то и дело мысленно возвращался на место происшествия и не мог, черт подери, отделаться от ощущения какой-то театральной мизансцены. Что-то на кухне выглядело демонстративно, декорированно, хотя смерть от перепоя сама по себе идеально вписывалась в контекст, в драматургию российского быта. Тем более – объем спиртного. Пять бутылок, если без шуточек, это слишком. Запредел…