Клеточник, или Охота на еврея

— У меня нет аргументов, Аркадий Михайлович! И откуда им взяться? Могу лишь исходить из логики развития событий. Точнее, алогичности, если смотреть на это с позиции закона, здравого смысла, норм человеческого поведения. Получается, что вся цепочка действий известного вам господина абсолютно ненормальна, абсурдна, не поддается объяснению. Судите сами: вместо объекта охоты изощренно убиты трое сотрудников редакции, совершенно не виновных в этом — назовем его так! — газетном казусе. И заказчик не мог этого не знать. Потом и приятель Фогеля, сделавший попытку провести экспертизу компьютера. Эти четыре убийства инсценированы в известных вам и по-прежнему необъяснимых декорациях: водка, валенки и т. д. Потом смерть продавца этих самых валенок, водителя прокуратуры и двух оперативных сотрудников. Уже без всяких спектаклей, откровенно, жестоко и цинично, как в гангстерском фильме. В чем замысел? Да, все они как-то связаны с появлением в кроссворде «суслика», но лишь отдаленно, косвенно, я бы сказал, даже ассоциативно. Открытие Мариничева кое-что проясняет. Но главное, почему я считаю, что Фогель жив, — именно эта самая алогичность, отклонение от известной схемы. По всем канонам жанра он давно уже должен пребывать в лучшем из миров. Но здесь каноны порушены, классическая схема не соблюдена, выбран какой-то экзотический вариант охоты. Кстати, не стоит сбрасывать со счетов, что дичь, простите за такую аналогию, имеет национальность, к которой господин Мудрик, по слухам, не испытывает симпатии, а вовсе даже наоборот. И все же мне представляется, какой-то запас времени у вас есть. Возможно, очень небольшой. Так мне подсказывает интуиция. Эфемерное понятие, но в нашем деле… — и Тополянский сделал многозначительный жест рукой, слегка поморщившись от боли.

Уходя, Кротов произнес:

— Вас охраняют, выздоравливайте. Надеюсь, в следующий раз встретимся в другой обстановке…»

«…и в другой стране»? — мысленно задал себе вопрос Тополянский. Он с трудом поднялся с кровати, дошел до окна и, созерцая хмурый осенний пейзаж, стал перебирать в уме возможные мотивы поступков Мудрика, исходя из ценной информации, добытой его талантливым и отважным учеником.

А через два часа Кротов, не прибегая к версиям и анализу, докладывал президенту обо всем, что удалось узнать и предпринять по делу. Только факты, имена, последовательность событий.

Выслушав, президент взял паузу. Он понимал, к этому моменту дьявольская операция Мудрика может быть уже завершена — сутки, десять часов, час назад — узнать это было невозможно, пока не предпримешь дальнейших шагов, резких и решительных. Но именно такие действия, проще говоря — попытка выкрасть или как-то иначе освободить Фогеля и стреножить Мудрика, таили огромный риск. Допустим, главного свидетеля — он же объект беззакония и бесправия — нет в живых, и труп уничтожен. Допустим, все следы тщательно стерты. Что предъявить обществу? Арест столь могущественного противника без весомых, даже неопровержимых улик не обязательно найдет понимание у национальной и западной элиты. Да и у той значительной части населения, которая поддерживает жесткую линию председателя ФКП. У тех, кто приветствует железный порядок без оговорок и допущений. У самих спецслужб с их привилегиями. У сторонников запрета либеральных движений и партий. Словом, такой демарш президента вряд ли вызовет массовый восторг, мягко говоря. Люди хотели бескомпромиссной борьбы с преступностью и беспощадных мер против коррупции. Мудрик возглавил, президент вроде поддерживает, и вдруг… Это, как минимум, острейший кризис в обществе, который еще неизвестно во что выльется. А как максимум…

Президент обязан был учитывать вероятность подобного развития событий, понимать всю меру политической, исторической ответственности, которая легла бы на него в случае, если одни вооруженные профессионалы начали бы масштабные силовые действия против других…

«Только живой кроссвордист, предъявленный обществу как один из многочисленных объектов бесчеловечного эксперимента или безграничного произвола… Да вдобавок еще и сокрушительная пиар-кампания в поддержку действий президента, желательно с повсеместной демонстрацией окровавленной физиономии и публичными показаниями Фогеля, портретами жертв и их родных на телеэкранах… Вот что дает шанс предотвратить опасную дестабилизацию в стране и кризис президентской власти».

Придя к такому умозаключению, президент вызвал Кротова.

— Поступим так. Задействуй все возможности нашей контрразведки, агентурные, технические средства и во что б это ни стало выясни, жив ли Фогель. Задача — узнать. Сверхзадача — не засветиться. У тебя 24 часа. Если станет ясно, что жив, разработаем молниеносную операцию. Если мертв или если достоверно ничего узнать не удастся, отпускаем ситуацию, живем дальше и ждем другого повода. Ты меня понял?