— Здравствуйте! — не обиделась вошедшая. И, сев без приглашения к столу, окинула еду жадным взглядом. Егору кусок поперек горла встал.
— Жри, зараза! — выскочил из-за стола.
Ирка ела с повизгиваньем, торопливо, посапывая. Поев, огляделась жалобно.
— Тебе чего? — спросил Егор изумленно.
— От перца горло горит, — пожаловалась тихо.
— Налей ей чаю! — попросил сестру.
— У меня кишечник слабый. Мучаюсь после чая. Вот если б кофе…
— Дай ей кофе! Пусть захлебнется!
Ирка огляделась на Егора, потянула носом сигаретный дым и сказала с восторгом:
— "Мальборо"! Моя слабость и мечта!
Выкурив сигарету, выпив кофе, выскочила из-за стола смеясь.
— Вот так дураков накалывают! Скажи спасибо, что по мелочам! Других из шкурки вытряхиваю! Да так горят на жалости, что потом самих жалеть некому! Допер, дядя? Лопух старый! — показала острые, нечищеные зубы. — Я и в вагонах пришибленной держусь. Голодной и несчастной. То брешу, будто на вступительных экзаменах в институт провалилась и теперь мне даже за постель заплатить нечем, не то что за еду! А дома больные старики родители — полгода без пенсии голодают. Пассажиры сами для меня весь поезд с шапкой обойдут. Проводница не только за билет не спросит, свою зарплату отдаст, увидев мои сопли. А я деньги на карман и на встречный поезд! Там я уже обокраденная! Либо обманутая парнем! Такую несчастную изображу, что весь состав слезами заливается…
— Так тебе и не ломанули? — не поверил Егор.
— Попухла я! На зэках. Они с Магадана возвращались. Трое в одном купе. Я и подвалила. Они накормили, место дали. А когда уснули после трех бутылок, я куртку тряхнула. Хотела смыться с нею из купе, да не вышло. Тот, что на верхней полке был, не спал. Он и поймал меня за загривок! Дал по морде. Разбудил своих. Пять дней меня в очередь гоняли. Думала сдохну. Они семь лет бабу не видели. Ну и тешились сутками, в туалет не выпускали. Готова была голиком от них удрать. А они — сволочи ни копейки не дали. Еще ска
зали, мол, радуйся, что дышать оставили. А ведь я девкой была тогда…
— Сколько ж тебе лет? — удивился Егор.
— Скоро пятнадцать! Через пару лет в тираж! Старухой становлюсь.
У Егора от услышанного спина взмокла.
Ирка, заплатив за месяц вперед, поселилась в комнате, где жила Лидия с Антоном. К ней никак не могли привыкнуть бабы. Невзлюбил ее и Алешка. Он обходил, стараясь не встречаться с девчонкой, даже случайно. Та и не пыталась навязываться в друзья никому. Она никогда не приносила в дом продукты, но любила накрытый стол и первая садилась к нему. Ей впрямую говорили, что к обеду и ужину надо приносить харчи. Не жадничать для себя и других, что кормить ее здесь никто не обязан. Ирка словно не слышала. Не подействовала на нее даже оплеуха Маринки. Она взбеленилась, увидев, что Ирка сожрала полную банку крабов, какую Маринка принесла вечером для всех.
Ирка была на редкость хитрой и жадной девчонкой. Она не любила стирать и убирать в своей комнате. Не умела готовить. Ничему не хотела учиться. Она могла целый вечер просидеть за чашкой кофе, выкуривая по пачке дорогих сигарет, какие стреляла у баб. Сама никогда не покупала их. В ее сумке можно было найти лишь несколько мятных жвачек, пару тампаксов и множество грязных носовых платков. Содержимое сумки соответствовало внутреннему укладу девчонки.
Как-то вечером, когда большинство баб оказались дома, за чашкой кофе рассказала Ирка о себе.
— Нет, никто не гнал меня из дома! Я сама любого выдавить смогу! И не мешали мне учиться. Жила с матерью. Та работает и теперь бухгалтером. Кроме матери, живет бабка — старая, как истертая мочалка. А еще старший брат… Отца мать выгнала из дома. Он теперь в бомжах околачивается. Раньше был инженером-конструк- тором на заводе машиностроения. Но… Сократили его за ненадобностью. На другие заводы не взяли, своих инженеров девать стало некуда и платить нечем. С год мыкался без толку. А денег не приносил. Мать тянулась изо всех сил. А потом бабка не выдержала. Она — материна мать. Тоже пенсию раз в полгода получала. И приноровилась старая. Взялась чужих детей нянчить. Нынче детсад дорого стоит. Бабка в половину меньше брала. Но… Жратву детям обеспечивали родители. Там и бабке оставалось. Не только самой нажраться, а и домой принести. Кто ее сумку проверит? Так-то и тянули день ко дню, — вздохнула Ира. — А тут папаня лажанулся. Попросил у матери новые ботинки. Указал, что старые вовсе порвались. Мать, может, и купила б. Да бабка взъелась! Как завихрила, чуть головой об стол не билась. Мол, она работает, дело себе на
шла, и в дом и деньги, и жратву приносит, чтоб детей — нас с братом — держать, но даже новых чулок себе не покупает, старые штопает. А ты, дармоед бесстыжий, насмелился просить! Последнюю копейку у детей урвать хочешь?! Ну отец не выдержал…
— По харе ей звезданул? — спросил Егор.
— Кому? Бабке? Ну ты, старый лопух, даешь! Моя бабка сама любому башку откусит! Чапаев — не старуха! Ей шашку в руки, она всех мужиков перерубает!
— За что? — ахнул Егор.