Кляча в белых тапочках

Каюсь, я довольно долго сидела под дубом, силясь сообразить, что к чему. Паззлы в моей голове никак не хотели складываться в отчетливую картинку. Я нервно ерзала на влажном шершавом бревне, и безответные вопросы кружились в моем мозгу, как опадающие с дерева листья. Почему на фото глаза у Капитолины Митрофановны карие, если на старушкиных именинах я лично, своими собственными (кстати говоря, тоже карими) очами, видела, что они голубые? Правда, я смотрела на бабушку в профиль, поэтому, если говорить предельно точно, мне был виден только один ее глаз, но он был голубым, это точно! Не менее голубым, чем сценический образ известного певца Мориса Борисеева!

Мимоходом я отметила, что Настя Летучкина мне, оказывается, не врала и ничего не путала, говоря, что у нее и у покойной бабы Капы глаза разного цвета. Дальше этого промежуточного вывода мои рассуждения не пошли. Застопорилась я на разнице в цвете очей Капитолины Митрофановны и ее внучки! И буксовала до тех пор, пока мне на макушку не упал элитный желудь – граммов на пятьдесят, не меньше, просто мечта желудевода! Очевидно, дубовый плод удачно попал точнехонько в то место, где под черепной коробкой застряла игла моего граммофона, и одним ударом выбил ее на музыкальную дорожку.

«Черноглазая, понял сразу я: ты мечта моя, черноглазая!» – сама собой зазвучала у меня в мозгу песня, которую, по словам очевидцев, распевал на бабкиных именинах Генка Конопкин, демонстративно флиртуя с юбиляршей. И все стало на свои места!

Супержелудь, отскочивший от моей головы, еще не завершил свой успешный полет мягким приземлением в кучу опавших дубовых листьев, а я уже точно знала, что произошло в день старушкиных именин. А также до и после того памятного дня.

Череда событий, одним из которых стала гибель моего приятеля Генки, виделась мне так же отчетливо, как гирлянда флажков, натянутых на веревке высоко над парковой аллеей.

Но! Представление о случившемся у меня было, а доказательства моей правоты отсутствовали!

– Это дело поправимое! – сказала я сама себе, доставая из сумки сотовый телефон и набирая знакомый номер. – Алле, Иришка, ты уже едешь? Я выйду из парка тебе навстречу, не будем задерживаться, покатим сразу в Приозерный!

План дальнейших действий уже выкристаллизовался в моей голове.

Просто не голова, а алмазный прииск!

– Ага, алмазный! Кимберлитовая трубка! – хмыкнула Ирка, выслушав мой план. – Даже не трубка, а труба, сквозная! И сквозит в нее со страшной силой, прямо мозги выдувает!

– Спокойствие, только спокойствие! – Я хладнокровно отмела обидные нападки. – Не беспокойся, с моими мозгами все будет в полном порядке!

– Я не про твои, а про свои мозги говорю! У меня от тебя и твоих безумных планов в голове полная каша! – пожаловалась Ирка.

– Сорока-ворона кашу варила, деток кормила, этому дала, этому дала, а этому не дала, – не нарочно, вовсе не издеваясь, пробормотала я.

Ирка зарычала и схватилась за голову:

– Прекрати! Я с тобой с ума сойду!

– А без меня ты спятишь от скуки!

Я ласково погладила подругу по могучей спине и тихонько подтолкнула ее к машине. Ирка послушно сделала несколько шагов, уселась в «шестерку», и мы покатили в недоброй памяти Приозерный, на ходу обсуждая детали моего гениального плана.

В половине четвертого суровая Ирка, не таясь, подкатила свою «шестерку» к забору спиногрызовского домовладения и остановила машину в трех метрах от ворот.

– Сюда? – односложно спросила меня подруга.

Я подняла голову с заднего сиденья, на котором конспирации ради лежала уже минут пятнадцать, с того самого момента, как мы съехали с шоссе, и осторожно выглянула в окошко:

– Ага.

– Ладно, я пошла, – Ирка вылезла из машины и решительно одернула на себе куртку.

Потом она заглянула в салон и строгим голосом сказала:

– Лежи и не высовывайся! Я позвоню, когда будет пора!

– Ага, – повторила я.

Ирка захлопнула дверцу, и стало тихо и темно: небо, похоже, подумывало вновь разразиться ливнем. Я лежала, мысленно представляя, что сейчас делает подруга.

Вот она вошла в калитку, важно прошествовала по дорожке к дому, ступила на крыльцо и постучала в дверь.

– Хозяйка! – донесся до меня приглушенный расстоянием крик подруги. – Хозяйка!

Значит, на стук обитатели дома не среагировали, и Ирка орет нечеловеческим голосом, пытаясь привлечь их внимание хотя бы таким образом. Я насторожила уши, но ничего больше не услышала. Зато в ушах от напряженного внимания начало звенеть, и звенело все громче и громче, так что я не сразу поняла, что это затрезвонил мой сотовый. Торопливо вытащив трубку, я приложила ее к уху и услышала Иркин голос:

– Яков Лазаревич, вы просили напомнить: вам пора отправляться на встречу с японскими коллегами, – с нажимом сказала Ирка.

– «Яков Лазаревич», япона мать! – обиженно проворчала я. – Придумала же имечко, конспираторша! Хочешь сказать, что путь свободен, ты вывела их из дома, и я могу идти?

– Немедленно! Яков Лазаревич, бегом! У вас не более пятнадцати минут! – прикрикнула Ирка.