Кляксы на лице

На следующее утро после похорон я сидел на своей кровати, брат листал какой-то журнал, пытаясь скрывать это от меня, но я просто смотрел в окно на улицу. Не хотелось даже в школу ходить, изучать что-нибудь, а когда зашёл папа, я удивился этому. Он вошёл в нашу комнату, брат подпрыгнул, пытаясь спрятать журнал, пока отец подсел ко мне, не обращая никакого внимания на другие вещи. Словно ему наплевать, что тут происходит, пока его нет, или он просто обо всём уже знает и поэтому никогда не принимал во всём этом участия, но тут он сам вошёл в нашу с братом комнату, сел на мою кровать и заговорил со мной.

Его опечаленные и серьёзные глаза уставились сначала в пол, а потом он поднял их на меня.

– Когда я был маленький, – начал отец, – в нашей деревне умер один мальчик. Он бегал всегда хорошо, даже когда собака дяди Пети гонялся за ним, пока он воровал его яблоки из сада. Мы все там воровали. Ну, детство такое у нас было, понимаешь. Я хочу сказать, что он, этот мальчик, уже и не помню, как его звали, и его однажды не стало. Он болел чем-то долго и умер. Просто не стало, и всё. Я не так хорошо его знал, но мне было печально. Он не был плохим мальчиком, чтобы заслуживать смерти, нет! Конечно нет! Не помню, сколько тогда мне было лет, но тогда мне твой дедушка сказал, что его родителям придётся с этим жить. Научиться с этим жить. Я не понимал о чём он говорил, но повзрослев, понял. – Папа повернул моё лицо в свою сторону, чтобы мы встретились взглядами, и продолжил. – Сынок, Марк был отличным парнем, я хорошо его знал, но если ты хочешь, чтобы он всегда тобой гордился, то ты должен смириться с тем, что дальше придётся обходиться без него. Пожалуйста, Саш, пойми. Если раньше ты считал, что ты уже взрослый и это были лишь мысли мальчика, то теперь всё изменилось. Сынок, тебе необходимо научиться жить с этим горем. Просыпаться каждое утро, ходить в школу, общаться с нами и быть тем хорошим мальчиком, которого мы все знаем. Если у тебя это получится, то ты повзрослеешь. На самом деле повзрослеешь. Я хочу, чтобы ты это понял. Пожалуйста, сынок.

Я не знал, как жить с горем. Это всё равно, будто я хотел, чтобы Марк умер. Будто я специально сам всё устроил, но это не так. Это, чёрт возьми, не так! Папа говорил какую-то ерунду. Взрослые часто говорят ерунду, что я и не понимаю никогда, но в этот раз, будто что-то поменялось. Папа был другой. Всё вокруг уже было другим. Он говорил как-то иначе, и слушал я его уже по-другому. Будто с тех пор я узнал что-то, но описать это не мог. Хотя ведь мог, я всего лишь узнал, что мой лучший друг умер. Как я мог не узнать об этом? Он умер прямо у меня на глазах. Как я, чёрт возьми, мог не узнать об этом? Как?

Мама говорила тогда, что перед тем, как похоронить Марка, я обещал приходить к нему каждое утро перед школой. Она сказала, что я и не смотрел ни на кого, пока говорил, даже кричал. Оказывается, я поднял голову с колен Елены Петровны и громко крикнул, что обещаю никогда его не забыть, и каждое утро навещать его здесь, потому что мой друг теперь здесь.

Я его не забыл и не забуду. Сам Марк каким-то образом помог пережить боль утраты. Позже я узнаю, что мне предстояло познакомиться на кладбище с беременной Алисой Погодиной, которая в свои пятнадцать лет умела быть взрослой и отважной. У неё я многому научусь. Как же так в жизни происходит, что люди после смерти остаются лишь в памяти? Но ведь это тоже важно. Как сказала однажды Алиса Погодина: «Не умрёт никогда тот, о ком всегда будут помнить».

В каком-то смысле, именно она открыла меня, как человека…

Алиса

Я помню, как встретил её. Утро. Кладбище.

Девушка в ярко жёлтой куртке у могилы отца. Накинутый капюшон скрывал её волосы. Она сидела, упёршись коленями об металлическую ограду могилы, и разговаривала с отцом, будто он рядом и всё слышит. У неё был такой тревожный голос, что мне сразу захотелось её обнять. Но, конечно, не сделал этого. Я бы не смог. Не хотел ей мешать. Со стороны показалось, что ей шестнадцать лет, а может на год меньше, а может и на год больше.

Когда проходил мимо Алиса, та не обратила на меня никакого внимания, будто и не слышала. Наверное, будь я постарше, посмелее, подошёл бы к ней, сказал, что мне очень жаль, посочувствовал, поговорил, обнял, а может и вместе с ней расплакался, если бы она заплакала. Обычно люди на кладбищах плачут. То есть, для этого приходят. Погрустить, помолчать, а потом и всплакнуть. Но не Алиса. Я, конечно, сужу по себе. Вот уже три недели прошло со дня гибели Марка, и я каждое утро его здесь навещаю. Но я обычно молчал, никогда не разговаривал. Даже не знал, что так можно. Думал, на кладбище, возле умерших, только шепотом беседовать можно, а когда один, и вовсе лучше молчать. А тут девушка в жёлтой куртке пришла и испортила все мои знания насчёт всех этих дел. Видать я ничего не знаю.