Клянусь, я твой (СИ)

Я не знаю, что хуже всего в этой ситуации, слышать бесконечное «абонент недоступен» или долгие протяжные гудки, которые так и остаются без ответа, в итоге перенаправляя меня на автоответчик. Телефон, то и дело норовит выпасть из моих трясущихся пальцев, так что в конце концов мне приходится сжать их в кулаки и накрыть рукавами рубашки, чтобы унять дрожь. Одежда душит меня, перед глазами плывёт туман, в просторной комнате так отчаянно мало кислорода. Там, за серыми окнами, мне снова мерещатся смутные тёмные тени. Потянуло внизу живота, в голове резко закружилось. Мне кажется, я проваливаюсь куда-то вниз. Проходит целая вечность, целая жизнь в бездне отчаяния, и на моё плечо опускается чья-то рука. Касание ласковое и очень осторожное.

— Кимберли, тебе нехорошо? — голос Амалии мягок и встревожен.

Я не могу заставить себя поднять голову и вытолкнуть слова из горла. Всё, на что меня хватает, — лёгкое мотание головой. Голос становится слышен чуть чётче — женщина склонилась ко мне и шепчет в ухо:

— У тебя что-то болит?

Снова отрицательный кивок.

Она выпрямляется и мягко поддерживает меня за плечи, помогая приподняться.

— Дорогая, думаю, тебе нужен отдых. Идём со мной, я тебе постелю в своей спальне.

Когда она пытается взять меня под руку, в ободряющем жесте коснувшись моего плеча, я почти что не сопротивляюсь, бессмысленно перебирая ногами. Слабость сковывает мое тело, мешая сделать шаг.

Да уж, не получилось у нас с ней знакомство так, как я бы этого хотела. Мы не встретились за обычным семейным ужином, как это происходит у обычных пар. Нас свела судьба именно тогда, когда Кейн оказался в относительной опасности, а я тихонько схожу с ума от страха потерять его.

— Это моя спальня, — щёлкнув выключателем, Амалия приглашает меня в свои скромные апартаменты. — Тут ты можешь как следует отдохнуть, а мы с Оливией поместимся на диване.

Я молча наблюдаю, как она застилает кровать, запихивая одеяло с подушками в свежие наволочки, смотрю на выверенные и ловкие движения и понимаю, что сейчас я бы даже подушку поднять не смогла, — настолько сильно трясутся от перенапряжения мои руки. Я смотрю на женщину, называющую себя матерью Кейна и понимаю, что не вижу в ней ни капли от человека, который мог бы поступить настолько низко произношению к своим близким. Если бы я не знала всей правды, я бы ни за что не поверила, что эта женщина когда-то предала своих детей ради мнимых развлечений и алкоголя.

— Вы совсем не переживаете? — удивлённо спрашиваю я, поскольку за весь вечер действительно не заметила ни одного эмоционального всплеска или слёз, как это было у меня. Амалия улыбается мне кончиками губ.

— Конечно, я волнуюсь, — ее улыбка растягивает губы в тоненькие полосочки, покрывая их уголки неглубокими морщинами. — Но о тебе я беспокоюсь больше, дорогая. Кейн мне рассказал, что ты беременна и поверь мне, он очень раскаивается из-за того, что заставил тебя огорчиться. Должна тебе признаться, это я во всём виновата. Я попросила ему ничего тебе пока не говорить о нашем общении. Когда он сегодня привёз вас ко мне, честно говоря, я была в шоке. Ведь он так переживал из-за Оливии… Но да ладно. Просто поверь мне на слово, ничего страшного не происходит, ты не должна так переживать. Я почти что уверена, что худшее уже позади и скоро он вернётся. А ты пока постарайся уснуть. Спокойной ночи, дорогая. Если что, зови меня, не стесняйся.

Отпустив мне немного неловкую улыбку, за которой я все же рассмотрела тень беспокойствия, Амалии ничего не остаётся, кроме как уйти к проснувшейся и вновь не на шутку взволновавшейся Оливии.

Я не понимаю. Я правда ничего не понимаю. Поэтому просто стою, как глупая статуя и смотрю, как медленно закрывается дверь. Как быть? И может, я бы отчасти хотела послушать ее совета, правда не переживать, но серая дубовая дверь дома так и смотрит на меня с мрачным ожиданием неизбежной беды.

66

Ночью мне становится плохо. Часа в два я просыпаюсь в темноте комнаты от глубокого чувства тошноты и с ломотой во всем теле и понимаю, что мне все же каким-то образом удалось уснуть.

Я кидаю взгляд на часы у кровати.

Три двадцать пять.

Понимаю, что все равно больше не сомкну глаз. Толкаю дверь наружу, слышится слабый треск догорающей свечи и мне открывается странная картина.

— Кейн? — я вижу склонившегося над диваном человека и пока не понимаю, не ошиблась ли я. Человек выпрямляется, глядя на то, что скрыто от меня за широкой спинкой, и пока что не видит меня. — Кейн!

Я уже бегу на всех парах и чуть не сбиваюсь с ног, повисая на нем, обнимаю так крепко, что от силы этих объятий хрустят мои пальцы.

— Ким, — я чувствую прерывистый выдох мне в волосы и кроткий поцелуй за ушком, и чуть не падаю в обморок от облегчения, когда мне в уши вливается знакомый бархатный голос.

— Боже, ты вернулся…