— Вот! Ключевое слово.
— Какое слово?
— Потом, — повторил Летягин со значением. — А этого «потом» может не быть. Не для всех оно, понимаешь?
Мамай посмотрел по сторонам, потом на собеседника.
— Нет, — буркнул. — Не понимаю.
— Думаешь, наш разговор записывается?
— Ничего я не думаю. Похаваешь с дороги? Мы шашлычков с утреца сварганили.
Мамай сделал приглашающий жест в сторону сторожки. Летягин похлопал по шершавым доскам рядом с собой.
— Падай. Дело есть.
— Дела у прокурора, — сказал Мамай и сел.
— Я умнее Котова, — сказал Летягин тихо. — И удачливее. А еще моложе и здоровее. Он мамонт. Ему вымирать пора. Долговато землю топчет. И без толку.
— Я-то тут при чем? — Бандит пожал плечами. — Ваши расклады, не мои.
Он все еще опасался, что его провоцируют, но такими словами, что прозвучали только что, не бросаются. Вряд ли коммерсант Олежка Летягин позволил бы себе такие откровения в адрес всемогущего босса, даже если бы сейчас он разыгрывал спектакль.
— Мамай, — задушевно произнес он, — не темни. Думаешь, я не знаю, что ты по краю ходишь? Котов как-то обмолвился, что, может, это твое последнее дело. Сказал, ему предъяву за тебя выкатили. Проблемный ты, говорит.
Бандит сделал вид, что чешет бровь, на самом деле придержав изуродованное веко, которое приобрело раздражающее обыкновение подергиваться, когда обстановка становилась нервной.
— А ты, значит, меня спасти решил? — спросил Мамай. — Корефаном моим заделался?
— Мы не друзья и никогда друзьями не будем, — спокойно сказал Летягин. — Но партнеры из нас получатся. Знаешь почему? Угроза одна и цель общая.
— Какая?
— Котов.
Это был предельно лаконичный и исчерпывающий ответ. Мамай почувствовал, как у него похолодело в животе, а в висках застучали суматошные молоточки. Так случалось с ним всегда в моменты опасности. Перед прыжком.
— Что ты конкретно предлагаешь? — спросил он, не поворачивая головы, чтобы видеть площадку перед собой.
Летягин дернул плечами:
— Валить.
— Валить мне, а ты в сторонке стоять будешь?
— Мы вместе к нему войдем, Мамай. И вместе выйдем — хоть на ногах, хоть вперед ногами.
— Как ты себе это представляешь, Летяга? Вокруг шефа куча шкафов службу несут. Все при стволах и при делах. У них ксивы на ношение оружия. Дырявят, не задумываясь.
— Трупы не защищают, — тихо возразил Летягин. — И тем более им не служат.
Похолодев еще сильнее, Мамай вскочил и быстро обошел заросли сирени, проверяя, не прячется ли кто-нибудь у них за спинами. Это был критический момент и для Летягина, который решил, что бандит встал для того, чтобы схватить его и отправить к Котову, зарабатывая себе спасительные очки.
Испуг обоих оказался напрасным. Вернувшись, Мамай прочно обосновался на прежнем месте, положил кулаки на колени и предложил:
— Излагай дальше. Начало мне понравилось.
Прежде чем заговорить, Летягин незаметно перевел дух.
— Не сейчас, — сказал он. — Мы слишком долго сидим вдвоем. Кто-нибудь из твоих стукнет Петровичу.
Мамаю не нужно было втолковывать прописные истины. Поднявшись, он качнул головой в сторону сторожки.
— Пойдем, с пацанами познакомлю. Потом задачи обрисуешь. — Он осклабился. — Ты же теперь у нас вроде как за старшего.
— За старшего, — подтвердил Летягин.
Без тени улыбки.
Власть народу!
Бунты часто вспыхивают из-за пустяков. Нужна искра, чтобы поджечь инертные народные массы, очень медленно, постепенно накопившие взрывоопасное недовольство.
Внешне в дачном поселке «Металлург» все выглядело по-прежнему. Те семьи, которые здесь еще остались, занимались привычными будничными делами: пололи, копали, подправляли, подмазывали, спиливали, ввинчивали, заколачивали, заносили, выносили, разбрасывали, собирали и т. д. и т. п. Вот только с поливом зеленых насаждений стало худо, поскольку стоило кому-нибудь протянуть шланг к озеру, как шланг этот беспощадно обрезался, а насос увозился и отправлялся в воду там, откуда его достать уже было невозможно.
Но люди терпели, как терпели десятки поколений до них. Им казалось естественным, что кто-то правит ими, держит над ними власть, лишает воли, потому что иной жизни никогда не знали. Как поднимешь стадо коров на восстание? Да, они, наверное, смутно ощущают несправедливость миропорядка, при котором их всю жизнь доят, а в случае надобности безжалостно режут, но что способны изменить коровы? Ну, помычат, ну, даже на рога кого-то поднимут, а потом все опять будет по-прежнему, потому что народные массы ничего не решают.
Все зависит от одиночек, как плохое, так и хорошее. Миром правят личности, причем личности сильные. Толпа устроена так, что всегда подчиняется, всегда слепо следует за лидером.
Как говорится, «мы не сделали скандала, нам вождя недоставало, настоящих буйных мало, вот и нету вожаков».
Но в дачном поселке уже назрели перемены, а потому отыскалась и личность, готовая эти перемены осуществить.