«КЛЯНУСЬ ПОБЕДИТЬ ВРАГА!»

– Равновесие. Философский камень всегда и во всем сохраняет равновесие, не давая силам Тьмы и силам Света превозмочь друг друга в их извечной борьбе и уничтожить тем самым весь этот мир. В этом и состоит главная задача Элагабала – и главная его тайна, которую орден иезуитов хранит пуще зеницы ока.

– Не вижу в ней ничего особенного, – пренебрежительно фыркнул Конрад.

– Неужели? – испытующе посмотрел на него Баал-Зебуб. – А ты принял бы Элагабал, зная заранее, чем это для тебя обернется? Ты согласился бы поменяться со мной местами и стать из охотника жертвой, из преследователя – преследуемой добычей?

– Нет, – опустив глаза, признался Конрад.

– В этом-то все и дело. Но ордену нужно, чтобы это происходило, а потому профессы и не говорят своим подопечным охотникам правды, пока не станет слишком поздно.

– Но зачем это ордену?

– Все просто. Убивая демона и замещая его, охотник перенимает его функции и имя, но не личность. Со временем, чем больше таких замещений происходит, тем больше сущность этого демона "очеловечивается", а значит, и победить его становится все легче. И рано или поздно демоническая природа окончательно сойдет на "нет", бесследно растворившись в последнем перенявшем ее охотнике.

– Это… бесчеловечно, – с трудом разомкнув помертвевшие вдруг губы, вымолвил Конрад. Баал-Зебуб невесело усмехнулся.

– Ошибаешься. Это как раз очень даже человечно. "Цель оправдывает средства", "ложь во спасение", "убивайте всех подряд, Бог разберется, где свои, а где чужие"… Это необходимая жертва, сказал тогда мой професс, и я должен гордиться, что стал ею, столь блестяще выполнив свой долг.

– И что же, нет никакого выхода? – чувствуя странную пустоту в груди, словно из нее вырвали сердце, потерянно спросил Конрад.

– Ну, почему же нет, – печально улыбнулся Баал-Зебуб. – Свой выход из этого порочного круга, – он скосил глаза на упирающийся ему в горло меч, – я уже нашел.

– Ты мог бы просто уйти, оставив меня бродить по этим руинам в поисках несуществующего врага.

– Мог бы, – легко согласился демон. – А зачем? Еще сто лет прятаться от мира по заброшенным кладбищам и сточным канавам, словно загнанная крыса? По-твоему, это жизнь?

– Ну, ты же жил ею целый век.

– Тогда я еще на что-то надеялся. А теперь – нет.

– Что же изменилось?

– Я был сегодня в Лондоне и видел, что там происходит. И это всего лишь из-за моего присутствия здесь. За сто лет я посетил немало стран в тщетной попытке затеряться и всегда удивлялся, как профессы ордена умудрялись всякий раз отыскивать меня там, чтобы натравить на меня затем своего очередного верного пса – охотника вроде тебя. Теперь я знаю это. И знаю, сколько жизней унесло мое пребывание в тех странах – и унесет тут, если я сегодня же не умру.

– Оставив меня продолжать твое дело?

– Не сразу. На полную трансмутацию тебе потребуется две недели, за это время ты успеешь уехать далеко от города. И, кто знает, может быть, сумеешь найти другой выход, нежели я.

Внезапно он резко подался вперед и буквально нанизался на остро отточенную сталь охотничьего меча.

– Удачи тебе… коллега, – успел еще прохрипеть демон, захлебываясь своей нечеловеческой кровью, и рухнул на землю, достигнув ее уже бездыханным.

– Удача здесь ни при чем, – еле слышно повторил Конрад свои недавние слова и выпустил из ослабевших вдруг пальцев ненужный уже меч. В его голове не было сейчас ни одной мысли, и на начавший уже коченеть труп у своих ног он взирал, не испытывая ровным счетом ничего: ни торжества, ни скорби. Нечто подобное Конрад чувствовал всегда после завершения очередной охоты, однако столь полного, абсолютного опустошения он не ощущал еще никогда. Как будто в его душе пронесся ураган – и вымел оттуда все эмоции, чувства и желания, принеся взамен лютую, неземную стужу.

И Мрак, черной волной поднимающийся все выше и выше, грозя затопить его с головой.

– Ну, нет, – сипло прошептал он, сгибаясь под непомерной тяжестью, опустившейся вдруг ему на плечи. – Меня ты не получишь.

Конрад напряг всю свою волю, пытаясь выпрямиться, но это было все равно, что удерживать голыми руками рушащийся собор святого Петра, и, не выдержав, охотник упал на колени, склонив голову перед неведомой ему доселе мощью. И эта мощь, не знающая жалости и сострадания, набросилась на него со всей яростью и неистовством голодного хищника, получившего, наконец, вожделенную добычу.

– Ни…ког…да! – с трудом выдавил Конрад, корчась и скрипя зубами от немыслимой, ослепляющей боли, словно его тело – и душа – оказались в самом аду и сгорали теперь в его вечном пламени. Однако куда страшнее этой боли оказалось Знание, открывавшее ему такие тайны Мироздания, о которых он даже не мог прежде помыслить. Оно широким, неудержимым потоком вливалось в разум охотника – и перекраивало его под себя, подчиняя своим, пока еще непонятным Конраду целям.

"Воистину, теперь я – демон [2]", – отрешенно подумал Конрад, не сдержав стона, и ничком рухнул лицом вниз, прямо на труп Баал-Зебуба.