Клянусь своим сердцем

— Он сказал, что когда Тейя была замужем, она носила твоего ребенка. После ее родов Аид забрал ребенка и угрожал Тейе, что если она хочет, чтобы ее ребенок был жив и невредим, то должна делать все, что скажет ей Аид. У нее не было другого выбора, кроме как согласиться и делать все, что потребует он. Ее ребенок был причиной, по которой Тейя собирала твою информацию. Аид сказал, что вернет ей свободу и дочь, если она получит информацию.

Даже после ее смерти ее жертвы причиняли мне боль.

Мне давно следовало убить Аида. Я должен был разрубить его на куски в тот день, когда он забрал у меня Тейю.

Этот гребаный сукин сын.

То, что он сделал с ней… вызывает у меня желание убить его снова.

— У тебя все еще есть ради кого жить, Люцифер. Подумай об этом.

С этими словами он вышел из комнаты, потирая челюсть и закрыв за собой дверь.

Я снова посмотрел на фотографию и почувствовал себя загипнотизированным ее невинностью и красотой… Совсем как Тейя.

Одинокая слезинка скатилась по моей щеке, когда я оглянулся через плечо и увидел мертвое тело Тейи.

Она без боя шла на любой риск, на каждую боль и каждое грубое слово, только чтобы вернуть свою дочь. Согласно досье, она родилась вскоре после нашего разрыва. И к тому времени я уже переехал в Италию, чтобы работать на своего дядю.

Судьба никогда не позволяла мне быть рядом с ней. Судьба всегда разлучала нас.

На этот раз судьба снова победила.

Но у меня все еще есть этот единственный новый шанс.

Наша дочь.

Часть меня и Тейи.

Несмотря на то, что я потерял Тейю, я бы не стал терять последнюю часть ее.

Я не хотел потерять ее снова.

* * *

Мои мертвые глаза встретились с фигурой, стоящей перед зеркалом. Дрожащими пальцами я попытался завязать галстук.

Через несколько минут я был готов и надел свой черный смокинг, но в глубине души я не был готов к ее похоронам. Никогда не бывало легко прощаться со своими близкими.

Я бывал здесь и раньше, но на этот раз душевная боль была слишком сильной, чтобы ее вынести.

Я с трудом сглотнул и тяжело вздохнул, прежде чем вышел из ванной, чтобы присоединиться к Максвеллу.

Он был в своем черном смокинге и ждал меня в конце коридора.

Кивнув в знак согласия, мы вошли в холл церкви, где в конце прохода в открытом деревянном гробу лежало тело Тейи.

Стоя рядом с ней, я достал ожерелье, которое сделал для нее много лет назад.

Символ нашего обещания. Знак моей любви к ней.

Нашей любви.

Она оставила мне частичку себя, но я хотел, чтобы она забрала частичку меня, пока не настал бы день, когда мы воссоединимся с ней.

Прерывисто вздохнув, я наклонился вперед и надел ожерелье ей на шею, поместив серебряное сердечко, подвешенное между ее грудей.

Я разгладил ее платье, прежде чем в последний раз прикоснулся к ее щеке.

Заняв место впереди, я не сводил глаз с ее тела. Теперь она была одета в черное платье с маленьким букетиком белых цветов в руке.

Она выглядела безжизненной, но в то же время казалась умиротворенной.

Больше никто не пришел на ее похороны, поскольку у нее не было ни семьи, ни друзей.

Единственным человеком, которому она когда-либо доверяла, был я, а меня никогда не было рядом с ней.

Я даже не заслуживал быть здесь. Я недостоин быть ее другом, семьей или любовником.

Церковь охраняли только я и Максвелл с несколькими нашими телохранителями.

Священник поднялся на трибуну.

— Мы собрались здесь, чтобы попрощаться с Тейей и предать ее в руки Бога. Во имя Отца…

Его голос начал затихать в моих ушах, пока я продолжал молиться, в то время как мои глаза не отрывались от Тейи.

Я закрыл глаза, теряясь в воспоминаниях.

Ее запахе. Ее прикосновениях. Ее голосе…

В тот день, когда я впервые увидел ее читающей под тем деревом.

Первый раз, когда она назвала мне свое имя… Ее прекрасное лицо озарилось радостью… ее мягкие губы коснулись моих, как перышко, когда мы впервые поцеловались… То, как она покраснела.

Ее радостное хихиканье, когда мы проводили время вместе на берегу океана… То, как я преследовал ее, когда мы бегали по берегу моря… когда я впервые занимался с ней любовью.

Ее щеки краснели всякий раз, когда она злилась на меня, ее брови хмурились… ее резкие слова… слова поддержки… когда она впервые сказала, что любила меня… ее обещания.

И ее ангельское личико, когда она была в моих объятиях в последний раз.

Каждое воспоминание пронеслось перед моими закрытыми глазами.

Мое горло сжалось от отчаяния. Мое сердце болело так, словно в него вонзали нож снова и снова. Когда я открыл глаза, священник закончил свои молитвы, прося нас пойти на кладбище снаружи.

Глубоко вздохнув, я подошел к гробу, и Максвелл помог мне взвалить его на плечо. Мы вдвоем отнесли гроб на кладбище, которое ждало ее.

Это были не только ее похороны, но и частично мои, потому что она забирала с собой мое сердце. Все мое тело напряглось, пока я пытался оставаться сильным, но в глубине души я знал, что обманывал себя. На мгновение мне захотелось прыгнуть в могилу вместе с ней, но я знал, что не смог бы.

Она бы не хотела этого для меня. Моя дочь не хотела бы этого для своего отца.