Клятва

Как бороться с этим нечтом кавказец точно знал, а потому стрелял в него, стараясь прицелиться в голову и сердце. Тварь оказалась довольно юркой, а потому несколько секунд успешно уворачивалась от пуль, неминуемо приближаясь к кавказцу. Громогласные выстрелы колыхнули округу, пробудив спящую природу. Калаш безустанно рокотал, но не успевал за движениями твари. Пусть несколько пуль и порвали Чесноку плоть на ногах, но оказались почти что бесполезными. Сгорбившись, этот уродец бежал почти на четвереньках, отвратительно взвывая то ли человеческим, то ли волчьим воплем. Обойма почти вышла и перевозчик уже приготовился выхватить нож, как вдруг везение ублюдка кончилось: несколько последних пуль врезались твари в голову, отчего она резко завалилась на спину. Корчась в конвульсиях это подобие человека старалось встать, тянулось своими мерзкими гнилыми лапами к Егерю. Тот выпустил очередной рожок прямо в морду выродку. Лицо твари превратилось в фарш: кроваво-зеленые ошметки плоти и мозгового вещества расплылись по морде, а ртом существо ещё глотало воздух. Через пару минут леший перестал дергаться и, наконец, застыл.

– Сукин сын, – перевозчик сплюнул на монстра.

Егерь попытался набрать побольше воздуха, как вдруг поморщился: едкий, несущий гнилью и выделениями запах наполнил округу.

«Вот такого дерьма я давно не нюхал», – подумал Егерь, сдерживая рвоту

Еще с десять минут он стоял в смятении, поглядывая на нечто, что раньше было человеком и, не спуская с твари прицела. В конце концов, перевозчик всё же уверился в том, что мутант издох, а потому, пусть и недоверчиво, но, торопясь, пошел обратно.

Тут же его встретил дежурный, что лениво ошивался по периметру, пока не услышал странные звуки.

– О, господи, помилуй! – его удивление быстро перебил запах, отчего дежурный тут же схватился за рот. Рвоты не сдержал.

– Сообщи всем, – сухо бросил кавказец, – а то мало ли…

Он резко изменился в лице.

– Даня…

2

Громко хлопнув дверью, кавказец ворвался в мед блок. Тут же пошёл в кабинет врача.

Соловьев не спал: он уселся за рабочий стол, что тепло освещал допотопный светильник и что-то усердно писал, нелепо держа старенькую треснувшую ручку в левой руке.

Кавказец впился в врача железной хваткой.

– Егерь, ты что делаешь? – с лица Соловьева не сползало недоумение.

– Как пацан? Живой?

Соловьев поправил очки.

– Относительно, но… – Соловьёв закашлялся. – Да, живой.

Кавказец еще раз потормошил сутоловатое и хлипкое тело Дока, словно пытаясь вывести его из полусна.

– Его нужно проверить. Сейчас.

– Откуда ты…

– Живо.

Соловьев еще раз недоверчиво посмотрел на Егеря.

Сложив два и два в голове, врач не без труда сбросил с себя его руки и медленно, немного пошатываясь зашагал в операционную, прихватив с собой трость.

Егерь успел взглянуть на бумаги, разбросанные на столе.

На старой, порядком постаревшей бумаге кривыми загогулинами было написано о странных мутациях больного: оставшийся глаз обрел темный, янтарный оттенок, но не потерял зрительную функцию, ногти странным образом стали бешеными темпами расти, уплотнив структуру и теперь больше напоминали когти. Также перевозчик с трудом разобрал, что у парня появились самые настоящие, нечеловеческие клыки. Дальше он не дочитал – всё нужно было увидеть самому.

3

Заскрипела дверь.

Доктор ничерта не понимая, подошёл к Дане.

Больной все также безвольно лежал, безразлично взирая на отсыревший потолок. Нет, он не спал, не был в коме, скорее просто пребывал в бессознательном состоянии, гоняя бесконечный поток мыслей, образов и воспоминаний. Лицо его и правда приобрело изменения: как и было указано в заметках Соловьева, из полуоткрытого рта, выглянули небольшие, но бритвенно острые клыки, глаз действительно, будто бы блестел блеклым, потухшим янтарем.

Егерь, что бесшумно подошел к солдату, оторопел. Странно было видеть перевозчика в таком расположении духа: на сухом лице забили эмоции – глаза нервно бегали, пытаясь хоть за что-то зацепиться, а дышал он рывками – сбито.

Когда перевозчик посмотрел на руки, то еще больше убедился в правдивости отчета: ногти больше не были человеческими – они, словно срослись с пальцами и теперь были неразрывными их частями. На конце каждого был острый, как у волков, крючок.

– Твою мать, – Егеря не на шутку трясло, – вот же дерьмо…

Тут Даня медленно, словно скованный стальными цепями, повернулся. Теперь Егерь различил и несколько больших шрамов, оставленных волками. Один тянулся прямо до чёрной пиратской повязки, что похоронила глаз.

– Ублюдок, – Даня пристально смотрел на перевозчика. – тварь…

Соловьев обернулся, с недоумением глядя на кавказца. Тот же, в свою очередь, сам ничего не понимал.

– Сдохни, – голос раненого был сдавлен, – Урод… Тварь! Тварь! – тело его задрожало, лицо покраснело, будто, закипая от ярости. Даня сжал кулаки, а на лице скользнула страшная улыбка.

Через секунду пацан едва не схватил Егеря за горло, совершив молниеносный, совсем не свойственный больному человеку, рывок.

Егерь вовремя среагировал, отправив недобойца в долгий нокаут.