Клятва

– Вот же сучонок, – буркнул кавказец и посмотрел на Соловьева взглядом, полным отчаяния.

Док не двигался. Только рефлекторно вцепился в свою тросточку.

И снова тишина. Но на сей раз её оборвал звук затвора.

– Ты что задумал?!

Прогремел выстрел.

– Идиот! Ты уже с катушек съехал?! – кричал доктор, не отпуская руку кавказца. Он вовремя направил её вверх, а потому роковой выстрел обошел Даню стороной.

– Ты что творишь?!

Егерь опустил пистолет. Медленно.

– Похоже, кранты парнишке, – заключил перевозчик, – ты посмотри в кого он превращается.

Соловьёв выматерился.

– Пошли отсюда, – Доктор тщетно пытался оттащить перевозчика, вцепившись в него одной рукой. К счастью, тот недолго сопротивлялся и через пару минут они оказались в коридоре. Егерь спокойно присел на кривую, проржавевшую скамейку. Закурил.

– Ты совсем рехнулся, да? – врач не мог успокоиться. – То ты его спасаешь, а теперь прикончить вздумал? Может это ты сбрендил? А?

– Может и так, – холодно ответил Егерь. – но ты ведь знаешь что с ним будет. Ты ведь видел их.

Доктор взялся за голову, протирая свои уставшие глаза.

– Твое безрассудство меня доведет…

– Его придется убить.

– Может и придётся, – согласился Соловьев, прижавшись к стене. – Но… Он взбесился, только когда увидел тебя.

Кавказец щелкнул пальцами.

– Думаешь это из-за меня?

– Вполне возможно, – Док ненадолго умолк. – А с чего ты вообще сюда припёрся.

Егерь вздохнул:

– Я проходил за воротами. Вдруг услышал какие-то странные вздохи. А это, мать его, леший. И, самое паршивое, совсем зелёный.

– Зелёный?

– Это был Чеснок – парень из нашего почившего отряда, – наконец ответил Егерь. – Но… Я сам осматривал тела всех парней, они все были мертвы. Все, понимаешь?

Глаза врача нервно бегали из стороны в сторону, а на лице проступили капли горячего пота.

– Выходит, Даня мог подхватить корь… – протянул врач. – И хуже того – он может обратиться в тварь. Но…

– Что «но»? – выпалил кавказец. – Оставим всё так, бросим гнить?

– Дело не в том. Видишь ли, с того дня прошла неделя, Чеснок уже, пусть даже с тяжелыми ранениями смог доковылять до пункта, окончательно став лешим, но Даня до сего момента чувствовал себя относительно нормально. Я вёл небольшие отчеты: да, он кричал как резанный, тело подверглось значительным изменениям, но он не проявлял признаков агрессии. Только сейчас и только когда заметил тебя.

Врач прислонился к окну, от которого струился холодный, серебряный лунный свет. Он поймал на себе несколько хмурых взглядов перевозчика, который от услышанного на время замолк. Пока установилась небольшая пауза, разрядившая обстановку, Соловьев достал из внутреннего кармана тонкую сигарету «Marlboro» – диковинка в этих краях.

– Ты что, куришь? – удивился Егерь.

– Видимо, что так…

«Черт теперь поймет, что делать….» – думал кавказец, рассматривая старенький пистолет АПС, иссеченный царапинами и сколами – пистолет прошел через многое.

Молчание продлилось еще минут десять и, правды сказать, всем немного полегчало.

– Сделаем так, – перевозчик наконец поднялся со скамьи, вплотную приблизившись к Соловьеву, – Понаблюдаешь за ним ещё немного. Будет беситься – убью, нет – заберу, ясно?

– Ясно… – вздохнул врач.

Егерь поставил оружие на предохранитель, после убрал в кобуру.

Хлопнул дверью и вскоре скрылся. Вдали, за косыми крышами пункта, змеей извиваясь, вспыхнула молния, рассыпавшись кучей белых лезвий. Затем, Раскатился гром и окна страшно задрожали, грозясь вот-вот лопнуть.

Доктор впился глазами в дверную ручку, пытаясь усмотреть на ней каждый скол, каждую царапинку. Сигаретный дым тихо расходился по узкому коридору.

Он стоял так, пока, наконец, огонь не добрался до фильтра.

Едва доктор не перешагнул порог своей комнаты, как вновь услышал крик. А потом ещё. И ещё.

4

Следующие несколько долгих дней в больнице стали для пациента последними – Даня, на удивление, почти вылечился: ужасные раны на руке идеально затянулись, тело почти не болело, с лица словно стерли почти все ссадины и царапины, оставив только один шрам, в три полосы – он тянулся почти от самых уголков губ и до поблекшего глаза. Но, как известно, шрамы украшают мужчину. Сам же глаз уже утратил всякую способность видеть, а потому был скрыт за повязкой. Теперь, Даня напоминал больше незадачливого пирата, нежели солдата. Но в оставшемся глазу горела животная ярость. За все те мгновения, когда он приходил в сознание, он проклинал Егеря в случившемся. Все полу бредовые кошмары, что преследовали Даню, были пропитаны недавними событиями. Одна, всего одна мысль не давала новобранцу спокойствия: как Егерь это допустил? Единственным желанием юноши было вскрыть глотку этому самонадеянному ублюдку, что допустил смерть всего отряда, Артёма..

– Ублюдок, – прошипел солдат, когда пришел в себя. Его не смутило, что рядом стоял Соловьев.

– Это ты мне, Данил?

– А? Нет. Не вам…

Ему предстояло многое осмыслить.